Один из «немецких» учёных Август Людвиг Шлёцер
Ломоносов и Миллер или Как создавалась русская история?
В посте
«Академики» от истории, или Кто создавал русскую историю?
я приводил список академиков РАН, из которого однозначно следовало, что
процесс создания русской истории (точнее, той её версии, которая ныне
считается общепринятой) целиком и полностью находился в руках
иностранцев, преимущественно
немцев.
Сам по себе этот факт не мог бы служить основанием для сомнения в
написанной ими истории Руси, если бы эти немцы были добросовестными
учёными, для которых научная истина выше политической конъюнктуры.
Однако, факты говорят иное.
Далее приводится отрывок из книги «
Новая хронология Руси, Англии и Рима», который показывает, какими высоконаучными методами действовали эти «русские историки немецкого происхождения». –
Mollari
Ранее было
продемонстрировано то поразительное обстоятельство, что принятая сегодня версия русской истории была создана в XVIII веке, причём исключительно
иностранцами.
А именно, немцами Миллером, Байером, Шлёцером и др. Возникает
естественный вопрос: куда же смотрели русские учёные? Как русское
образованное общество могло позволить столь бесцеремонное вмешательство в
такую важнейшую область науки и культуры как отечественная история?
Ведь ясно, что разобраться в отечественной истории иностранцу труднее,
чем своему.
Поэтому полезно приподнять завесу над сегодня уже почти забытой
историей яростной борьбы, которая велась в XVIII веке в академических
кругах вокруг отечественной истории. Воспользуемся уже редкой сегодня
книгой М.Т.Белявского
«М.В. Ломоносов и основание Московского университета»,
изданной Московским университетом в 1955 году к 200-летию его основания
[215]. Оказывается, борьба за русскую историю была существенной частью
борьбы русского общества XVIII века за право
иметь отечественную науку.
В ту эпоху это право было под большим вопросом. Во главе движения
русских учёных стоял знаменитый М.В. Ломоносов. Во главе иностранцев,
желавших, – при нескрываемой поддержке романовского императорского
двора, – подавить русскую национальную научную школу, стоял историк
Миллер.
В 1749-1750 годах Ломоносов выступил против новой в то время версии
русской истории, создаваемой на его глазах Миллером и Байером [215,
с.60]. Он подверг критике только что появившуюся диссертацию Миллера «О
происхождении имени и народа российского». Ломоносов дал
уничтожающую характеристику трудов Байера по русской истории:
«Мне
кажется, что он немало походит на некоторого идольского жреца, который,
окурив себя беленою и дурманом и скорым на одной ноге вертением,
закрутив свою голову, даёт сумнительные, тёмные, непонятные и совсем дикие ответы». Так началась борьба за русскую историю.
C этого времени занятия вопросами истории становится для Ломоносова
такой же необходимостью, как и занятия естественными науками. Более
того, в 1750-х годах в центре занятий Ломоносова оказываются
гуманитарные науки и в первую очередь история. Ради них он идёт даже на
то, чтобы отказаться от обязанностей профессора химии... В переписке с
Шуваловым он упоминал свои работы «Описание самозванцев и стрелецких
бунтов», «О состоянии России во время царствования государя царя Михаила
Фёдоровича», «Сокращённое описание дел государевых» (Петра Великого. –
М.Б.), «Записки о трудах монарха».
Однако ни этих трудов, ни многочисленных документов, которые
Ломоносов намеревался опубликовать в виде примечаний, ни
подготовительных материалов, ни рукописи II и III части I тома (имеется в
виду труд Ломоносова
«Древняя Российская История») до нас не дошло. Они были конфискованы и
исчезли бесследно» [215, с.63].
Правда, первая часть «Древней Российской Истории» Ломоносова была всё
же опубликована. Но история её публикации чрезвычайно странная.
«Издание её
всячески тормозилось, и, начав печататься в
1758 году, книга вышла из печати лишь после смерти Ломоносова» [215,
с.63]. То есть, по крайней мере, через семь лет. Напомним, что Ломоносов
умер в 1765 году.
В обстановке борьбы такого накала не исключено, что под именем
Ломоносова на самом деле было издано нечто совсем другое. В лучшем
случае, его труд был урезан и
отредактирован. Если не
переписан целиком заново. Такая мысль тем более вероятна, что
практически то же самое и в то же время происходит с трудами русского
историка
Татищева... Их издаёт Миллер после смерти Татищева по каким-то «черновикам Татищева». А сам труд Татищева
загадочно исчезает.
Кто мог помешать торжествовавшему Миллеру, – под полный контроль
которого Романовы отдали русскую историю, – издать труды Ломоносова в
искажённом виде? Надо сказать, что этот приём, – «заботливая» публикация
трудов своего научного оппонента после его смерти, – показывает
характер борьбы того времени вокруг русской истории. Русская история
была в ту эпоху предметом отнюдь не чисто академического интереса. Как
Романовым, так и западноевропейским правителям
была необходима искажённая русская история. Известные нам сегодня публикации трудов Татищева и Ломоносова по русской истории, скорее всего – подделки.
Вернёмся к началу борьбы Ломоносова с
Миллером.
Немецкие профессора-историки решили добиться удаления Ломоносова и его
сторонников из Академии. Эта «научная деятельность» развернулась не
только в России. Ломоносов был учёным с мировым именем. Его хорошо знали
за границей. Были приложены все усилия, чтобы опорочить Ломоносова
перед мировым научным сообществом. При этом в ход были пущены все
средства. Всячески старались принизить значение работ Ломоносова не
только по истории, но и в области естественных наук, где его авторитет
был очень высок. В частности, Ломоносов был членом нескольких
иностранных Академий – Шведской Академии с 1756 года, Болонской Академии
с 1764 года [215, с.94].
«В Германии Миллер инспирировал выступления против открытий
Ломоносова и требовал его удаления из Академии» [215, с.61]. Этого
сделать в то время не удалось. Однако противникам Ломоносова удалось
добиться назначения
академиком по русской истории Шлёцера
[215, с.64]. «Шлёцер... называл Ломоносова “грубым невеждой, ничего не
знавшим, кроме своих летописей”» [215, с.64]. Итак, как мы видим,
Ломоносову ставили в вину знание русских летописей. (Чисто для примера
«научного» подхода «по Шлёцеру»: оный великий филолог производил
славянское слово: «
дева» от германского «Tiffe» (
сука) –
Mollari).
«Вопреки протестам Ломоносова,
Екатерина II назначила Шлёцера академиком.
При этом он не только получал в бесконтрольное пользование все
документы, находящиеся в Академии, но и право требовать всё, что считал
необходимым, из императорской библиотеки и других учреждений. Шлёцер
получал право представлять свои сочинения непосредственно Екатерине... В
черновой записке, составленной Ломоносовым «для памяти» и случайно
избежавшей конфискации, ярко выражены чувства гнева и горечи, вызванной
этим решением: «Беречь нечево. Всё открыто Шлецеру сумасбродному. В
российской библиотеке несть больше секретов» [215, с.65].
Миллер и его соратники имели полную власть не только в самом
университете в Петербурге, но и в гимназии, готовившей будущих
студентов. Гимназией руководили
Миллер,
Байер и
Фишер
[215, с.77]. В гимназии «учителя не знали русского языка... ученики же
не знали немецкого. Всё преподавание шло исключительно на латинском
языке... За тридцать лет (1726-1755)
гимназия не подготовила ни одного
человека для поступления в университет…» [215, с.77]. Из этого был
сделан следующий вывод. Было заявлено, что «единственным выходом
является
выписывание студентов из Германии, так как из русских подготовить их будто бы всё равно невозможно» [215, с.77].
«Ломоносов оказался в самой гуще борьбы... Работавший в академии
выдающийся русский машиностроитель А.К. Нартов подал в Сенат жалобу. К
жалобе Нартова присоединились русские студенты, переводчики и
канцеляристы, а также астроном Делиль. Смысл и цель их жалобы совершенно
ясны... – превращение Академии Наук в русскую
не только по названию... Во главе комиссии, созданной Сенатом для расследования обвинений, оказался князь
Юсупов...
Комиссия увидела в выступлении А. Нартова, И.В. Горлицкого, Д. Грекова,
П. Шишкарева, В. Носова, А. Полякова, М. Коврина, Лебедева и др...
“бунт черни”, поднявшейся против начальства» [215, с.82].
Надо сказать, что А.К. Нартов был выдающимся специалистом в своей
области, «создателем первого в мире механического суппорта –
изобретения, сделавшего переворот в машиностроении» [215, с.83].
Русские учёные, подавшие жалобу, писали в Сенат: «Мы доказали
обвинения по первым 8 пунктам и докажем по остальным 30, если получим
доступ к делам» [215, с.82]. «Но... за "упорство" и "оскорбление
комиссии" были арестованы. Ряд из них (И.В. Горлицкий, А. Поляков и др.)
были закованы в кандалы и «посажены на цепь». Около
двух лет пробыли они в таком положении, но их так и не смогли заставить
отказаться от показаний. Решение комиссии было поистине чудовищным:
Шумахера и Тауберта наградить, Горлицкого
казнить,
Грекова, Полякова, Носова жестоко наказать плетьми и сослать в Сибирь,
Попова, Шишкарева и других оставить под арестом до решения дела будущим
президентом Академии.
Формально Ломоносов не был среди подавших жалобу на Шумахера, но всё
его поведение в период следствия показывает, что Миллер едва ли
ошибался, когда утверждал: «господин адъюнкт Ломоносов был одним из тех,
кто подавал жалобу на г-на советника Шумахера и вызвал тем назначение
следственной комиссии». Недалёк был, вероятно, от истины и Ламанский,
утверждающий, что заявление Нартова было написано большей частью
Ломоносовым. В период работы комиссии Ломоносов активно поддерживал
Нартова...
Именно этим были вызваны его бурные столкновения с наиболее усердными
клевретами Шумахера – Винцгеймом, Трускотом, Миллером и со всей
академической конференцией... Комиссия, приведённая в ярость поведением
Ломоносова,
арестовала его... В докладе комиссии,
который был представлен Елизавете, о Шумахере почти ничего не говорится.
«Невежество и непригодность» Нартова и «оскорбительное поведение»
Ломоносова – вот лейтмотив доклада.
Комиссия заявила, что Ломоносов «за неоднократные неучтивые,
бесчестные и противные поступки как по отношению к академии, так и к
комиссии, и к
немецкой земле подлежит смертной казни,
или, в крайнем случае, наказанию плетьми и лишению прав и состояния.
Почти семь месяцев Ломоносов просидел под арестом в ожидании утверждения
приговора... Указом
Елизаветы он был
признан виновным, однако «для его довольного обучения» от наказания «освобождён».
Но одновременно с этим ему вдвое уменьшилось жалование, и он должен
был «за учиненные им предерзости» просить прощения у профессоров...
Миллер составил издевательское “покаяние”,
которое Ломоносов был обязан публично произнести и подписать... Это был
первый и последний случай, когда Ломоносов вынужден был отказаться от
своих взглядов» [215, с.82-84].
Эта борьба продолжалась в течение всей жизни Ломоносова. «Благодаря
стараниям Ломоносова в составе академии появилось несколько русских
академиков и адъюнктов» [215, с.90]. Однако «в 1763 году по доносу
Тауберта, Миллера, Штелина, Эпинусса и других
Екатерина даже совсем уволила Ломоносова из академии»
[215, с.94]. Но вскоре указ об его отставке был отменён. Причиной была
популярность Ломоносова в России и признание его заслуг иностранными
академиями [215, с.94]. Тем не менее, Ломоносов был отстранён от
руководства географическим департаментом, а вместо него туда был
назначен
Миллер. Была сделана попытка «передать в распоряжение Шлёцера материалы Ломоносова по языку и истории» [215, с.94].
Последний факт очень многозначителен. Если даже ещё при жизни
Ломоносова были сделаны попытки добраться до его архива по русской
истории, то что уж говорить о судьбе этого уникального архива после
смерти Ломоносова.
Как и следовало ожидать, архив Ломоносова был немедленно конфискован сразу после его смерти и бесследно пропал. Цитируем: «
Навсегда утрачен конфискованный Екатериной II архив Ломоносова.
На другой день после его смерти библиотека и все бумаги Ломоносова были
по приказанию Екатерины опечатаны гр. Орловым, перевезены в его дворец и
исчезли бесследно» [215, с.20]. Сохранилось письмо Тауберта к Миллеру. В
этом письме «не скрывая своей радости, Тауберт сообщает о смерти
Ломоносова и добавляет: “на другой день после его смерти граф Орлов
велел приложить печати к его кабинету. Без сомнения в нём должны
находиться бумаги, которые не желают выпустить в чужие руки”» [215,
с.20].
Таким образом,
«творцы русской истории» – Миллер и
Шлёцер – всё-таки по-видимому добрались до архива Ломоносова. После чего
эти архивы, естественно, исчезли. Зато, после семилетней проволочки
был, наконец, издан – и совершенно ясно, что под полным контролем
Миллера и Шлёцера, – труд Ломоносова по русской истории. И то лишь
первый том. Скорее всего, переписанный Миллером в нужном ключе. А
остальные тома попросту «исчезли». Наверное, с ними возиться не
захотели.
Так и получилось, что имеющийся сегодня в нашем распоряжении «труд
Ломоносова по истории» странным и удивительным образом согласуется с
миллеровской точкой зрения на историю. Даже непонятно – зачем тогда
Ломоносов так яростно и столько лет спорил с Миллером? Зачем
обвинял Миллера в фальсификации русской истории,
[215, с.62], когда сам, в своей опубликованной «Истории» так послушно
соглашается с Миллером по всем пунктам? Угодливо поддакивает ему в
каждой своей строчке.
Наше мнение таково. Под именем Ломоносова было напечатано
совсем не то, что Ломоносов на самом деле написал. Надо полагать, Миллер с большим удовольствием
переписал
первую часть труда Ломоносова после его смерти. Так сказать, «заботливо
подготовил к печати». Остальное уничтожил. Почти наверняка там было
много интересного. Такого, чего ни Миллер, ни Шлёцер, ни другие
«русские историки» никак не могли выпустить в печать.
P.S.
Вот такие были эти «корифеи». Ну, а далее в книге показывается, что
имеющаяся ныне «Древняя история...», приписываемая М.В. Ломоносову,
является несомненной
фальшивкой, представляющей собой, в лучшем случае, существенно отредактированный первоначальный текст…
Mollari
Источник
Комментариев нет:
Отправить комментарий