Как наши на Фукусиму летали
Рассказ первого заместителя Генерального директора ОАО «Концерн Росэнергоатом» Владимира Асмолова о том, как он летал в Японию в связи с аварией на АЭС «Фукусима-1»
Японцы меня очень хорошо знали и поэтому 2 дня не пускали. И 70 МЧСников из-за этого лежали на полу, на мешках, в аэропорту Хабаровска, и из-за этого 28 часов не взлетал самолёт. Путин звонит, Приходько звонит, Лавров звонит... «Пустите этого Асмолова в Японию!» А они не пускают!..
Узнал я об аварии уже через 3 часа. Про землетрясение и цунами сказали, но по станции всё было, как в тумане. У нас в 1986-м было очень похоже. Чернобыль произошёл в ночь с пятницы на субботу. В субботу рано утром я был уже в кабинете у Александрова. Мир узнал об аварии в понедельник. Для меня разрозненные сообщения стали информацией в воскресенье.
В этот раз мы тоже сразу же создали комиссию под руководством Локшина, начали считать. Мужики из ИБРАЭ немедленно нашли данные по
BWR, подстроили схему расчёта, запустили наши расчётные модели, и к утру воскресенья у нас уже был прогноз. Кстати, как потом оказалось, абсолютно достоверный, как по сценарию развития аварии на АЭС, так и по выбросу радиации. И это неудивительно. Мы были уверены, что результат после чернобыльских усилий экспериментаторов и теоретиков, проведённые уникальные эксперименты, созданные и верифицированные расчётные модели в час икс будут востребованы и пройдут проверку боем. Вечером часов в 7 в воскресенье я оказался дома. Прихожу. Там, как всегда, ждёт моя несчастная любимая женщина.
– Ну что, опять всё, как тогда – в Чернобыле! Я надеюсь, что ты туда не полетишь?..
– Надюша, ну ты что? Где я, и где – Япония. У меня и в России дел невпроворот.
Утром прихожу на работу. Как всегда, очень рано. Смотрю наши дела по станциям. В 9:15 – звонок Локшина.
– Владимир Григорьевич, сидишь или стоишь?
– С-с-сижу!?
– Хорошо! Есть распоряжение Медведева лететь в Японию! В час из Жуковского стартует МЧСовский ИЛ-76.
– И как вы, Александр Маркович, представляете, что я в свои 65 вскочил и понёсся?
– У вас полтора часа на сборы. Все команды уже даны. Сейчас вам принесут всё, что надо, – дозиметры, радиотелефоны...
– А трусы кто мне принесёт?
…Команда, видимо, прошла жёсткая. У меня было 5 зубных щёток, 5 станков для бритья, трусы, по-моему, всех размеров. Какие-то зимние куртки – почему-то кто-то решил, что нам абсолютно необходима зимняя одежда. Ботинки. Всё это накидали в какие-то сумки. Но рубашек-то я, дурак, не назвал. Поэтому у меня и была только одна – та, в которой вышел из дома. Но об этом позже.
– Кто вам ещё нужен? – спрашивает Локшин.
– Стрижов Валерий Федорович!
Через 20 минут звонит Валера:
– За что? У меня жена... Я собирался...
– Валера, нам же не впервой! Вспомни годы молодые! Давай скорее сюда! Самолёт не будет ждать! Время пошло!
В 11 он был у меня, уже полностью сконцентрированный на выполнении задания. Приезжаем в Жуковский, за нами несутся какие-то машины. МЧСная и ОПАСОвская (группа ОПАС – группа по Оказанию Экстренной Помощи Атомным Станциям). Ребята несут 2 ящика, набитых чёрт те чем.
– Слушайте, мужики, я же не собираюсь их там в заложники брать и власть захватывать.
Уговорил. Отбился. Отослал их обратно. Валера стоит рядом и говорит вкрадчиво:
– Владимир Григорьевич, а мы правильно делаем, что не берем всё это?
– Слушай, у тебя сколько рук? Вот одежда, ботинки, тебе ещё всей этой ерунды не хватает?
Мы с Валерой при параде. Костюмчики, туфельки, галстучки.
– А ты галстук почему не снял?
– А вы?
– Времени не было переодеться!
Подъезжаем к ИЛ-76. И я прихожу в ужас! У него внутри 2 супергрязных КАМАЗа, которые своим ходом пришли хрен знает откуда по мартовской распутице. А за ними Газель – не чище. Между бортами Камаза и самолета остаётся по 40 сантиметров с обеих сторон. И они совершенно не пустые! В обоих проходах сидят 60 ребят – МЧСников, которых везут в какую-то японскую провинцию, чтобы бороться с Потопом. У каждого из них огромный баул с шанцевым инструментом. Это инструмент такой, которым пехота окапывается. Между носом КАМАЗа и тем, что называется зоной управления самолётом, метра 2. Но и там набросаны эти мешки-баулы. Входим. Там генерал:
– Вы кто?
– Мы те самые, которых вы ждёте.
– Ну, будем с вами вот здесь, – обводит он руками 4 квадратных метра мешков. Звоню Локшину:
– Александр Маркович, лететь часов 16, а места здесь стоячие.
– Как?
– Вот так! Давайте, я объясню ситуацию. На нас костюмчики парадные. Люди здесь хоть лечь могут. Они в спецодежде. Я тоже могу. Но дальше ведь куда-то ходить надо будет? Почему я не могу вылететь вечером на нормальном рейсовом самолёте? Этот, даже если и вылетит немедленно, будет лететь с 2 посадками – в Красноярске и Хабаровске. А на рейсовом я полечу беспосадочно до Токио.
– Но у вас и визы-то нет... А потом, Медведеву уже сказано, что вы летите!
– Понял. Лечу. Причём стоя!
В ИЛ-76 есть такая лесенка, а наверху кабина лётчиков. Через 15 минут спускается командир корабля:
– Кто здесь Асмолов?
– Я!
– Поднимайтесь наверх.
Понимаю, что, либо Локшин, либо сам СВК дозвонились до Шойгу. Мы с Валерой оказываемся в кабине ИЛа. Кабина. Сзади, за местами пилотов, 4 места для сменного экипажа. И самое смешное, что сменный экипаж в полном составе на них уже сидит. Двоим из них командир говорит:
– Ты ложишься вниз к штурману, а ты сюда. Освободим место профессорам.
Кстати, ребята из МЧС не стали сидеть вдоль борта. Они легли на пол под КАМАЗы и спали себе спокойно. А мы – в галстучках, садимся в уголочек к титану с кипятком и с ужасом осознаём: у ребят-то сухой паек, а у нас, диетологов, только аппетит! Фёдорыч зудит:
– А помните, Владимир Григорьевич, мы проходили мимо бананов. Я сказал, что их надо купить. А вы сказали, что проблем не будет.
– Ну и купил бы!
Прошло два часа.
– Ребят, – говорю, – я не могу столько не курить.
– А ты кури!
Надо сказать, что экипаж встретил нас без всякого удовольствия. Особенно те, кто ушли спать вниз к штурману. Но когда они поняли, что мы и есть те самые «смертники», которые летят, чтобы войти в ту самую станцию, то тут же скорешились. Они с нами делились своей едой. А в Хабаровске, где у них есть своя гостиница, они нас с собой забрали. Гостиница, конечно, не 5-звёздочная, но вполне поспать можно – кровать-то есть. А МЧСники так и спали в аэропорту на полу. Так я изучил Хабаровск – там нас японцы 2 дня держали. Через 2 дня пустили, наконец, в Японию, но, как выяснилось, не на станцию. Стрижов постоянно продолжал считать. Где бы мы ни останавливались, мы тут же входили в Интернет и связывались со всеми мировыми центрами. Прилетаем в Японию часа в 3 дня в среду. Из аэропорта нас вывезли, минуя все контроли, через ворота, наш парень посольский и какой-то их специально обученный японец.
– Давай на станцию!
– Нельзя!
– В кризисный центр ТЭПКО (это оператор станции)!
– Нельзя!
Едем в гостиницу. Как только добрались, мы тут же взяли машину из
TENEX Japan – не посольскую – чтобы номера были нормальные.
– Едем, пока не остановят! – говорю нашему коллеге из представительства
TENEX в Токио (он всё это время был с нами и очень продуктивно помогал).
Едем в сторону Фукусимы.
Замеры делаем постоянно. За 150 км – норма. За 80 км только 2 фона. Но и 10 и 100 фонов – не страшно. На Копакабана в Рио-де-Жанейро 50 фонов, и народ с пляжа не выгонишь. В Токио нормальный фон 5 мкР/час, в Москве – 13, в Хельсинки – 70, а на Лубянке – 40.
Остановили нас только за 70 км до станции. Разворачиваемся. Едем в Токио, в Токийский центр ВАО. Это Всемирная Ассоциация Операторов
(World Association of Nuclear Operators – WANO). У ВАО 4 региональных центра: Атлантский, Парижский, Московский и Токийский. Вообще-то я у них начальник. Через 3 месяца на конференции ВАО будут официальные выборы руководства. Но решение уже прошло, и моя официальная должность сейчас –
electing president (избираемый президент). Мы в Концерне ещё в самом начале установили связь с Московским центром ВАО, который гнал нам оперативную информацию из Токийского центра. По этой информации мы что-то пересчитывали, что-то предсказывали. Захожу в офис Токийского центра и начинаю шизеть. В центре – большой телевизор. По нему идут новости. Перед телевизором 3 мужиков строчат что-то за компьютерами. Потом они это «что-то» куда-то отдают, и дальше, по всему миру, то, что они настрочили, рассылается. По всем региональным центрам ВАО! Я присаживаюсь и говорю:
– Это что? Где у вас оперативная связь с кризисным центром ТЭПКО?
– Связи с ТЭПКО нет!
– А где ваш вопль по всему миру, что ТЭПКО не выполняет свои обязательства, которые они подписывали, когда вступали в ВАО?
– Но мы же вам всё передаём!???
Они услышали всё, что я о них думаю. Не заржавело! Немедленно из Токийского центра во все региональные центры уходит телеграмма –
«electing president» нас посетил и ушёл
«very disappointed». Для японца написать такое – всё равно, что сделать харакири. Наконец, приезжаем в 11 ночи в свою комнатку в отеле на 30-м этаже. Боже, сейчас упаду и усну. Хрен уснёшь. Оно же трясёт. Не 8 баллов, но 4-5 есть. Ложишься в койку – а ощущение странное – голова, ноги… Тебя куда-то переворачивает. Как будто сильно под «этим делом». А этаж-то 30-й. Неприятно. Но и «мои» мне спать не давали. Мы приходили где-то в 11. А отними от 11 шесть. В Москве-то жизнь только начинается. И до 4-5 со всеми разговариваем. Только с Кириенко минимум по 40 минут – и никого не пошлёшь, всё по делу. В итоге в 5, покачиваясь, как под кайфом, ложишься, а в 8 утра уже следующая встреча.
Всё это время не покидает ощущение абсолютного
deja vu. Вспоминаю, как я в 40 лет попал в Чернобыль. Середина мая. Вылез на поле рядом с блоком. Воздух. Его можно видеть. Он живой – как у Рэя Бредбери в «Марсианских хрониках»: «Какой здесь чистый, необычный воздух! ... В нём слилась бездна запахов, он не мог угадать каких: цветы, химические вещества, пыль, ветер…» Я пытаюсь ощутить здесь, в Токио, этот запах живого воздуха, наполненного радионуклидами. Совсем не получается. Вижу народ, который ходит по улицам Токио в этих дурацких марлевых масках. Если б что-нибудь сюда и пришло, то они могли бы хоть что надевать – не помогло бы.
А по телевизору постоянно
показывают ужасы – мужик получил 10 рентген! Сьюсайдер! Камикадзе! Мама его в телевизоре плачет! Проводила сына уже туда! Он лёг и готовится. Так и помереть недолго. Тем более, японцу с их дисциплиной. Я тоже выступал по их телевидению на
NHK. И когда меня спрашивали, я говорил, что это кретинизм. За всё время максимальная индивидуальная доза тех, кто остался на станции, превысила 10 бэр, и всего у нескольких человек. Конечно, если раскладушку между 3-м и 4-м энергоблоками поставить и переночевать, то можно и набрать нормально.
Самое большое для них переживание –
нельзя есть спаржу из провинции, где расположена Фукусима. Мы с Валерой всё время упражнялись «весёлыми» подсчётами. Я посчитал, сколько нужно съесть спаржи, чтобы получить выше медицинской нормы – 840 килограммов! Выброса топлива нету! Доз нету! Ингаляции нету! Пищевых цепочек нету! Ничего нету! Да, есть выброс газов! Но, если бы они были готовы, если бы нормально работали 3 первых дня, ни взрывов, ни плавления – ничего не было бы! На
BWRах несколько физических барьеров защиты – корпус реактора, контайнмент и конфайнмент. Корпус и контайнмент прочно-плотные, а конфайнмент – это не очень плотное сооружение. У корпуса предел прочности 100 атмосфер, у контайнмента – 8 атмосфер, а у конфайнмента – 1,5 атмосферы. Конфайнмент обслуживаемый.
Есть исходная ошибка в логике обеспечения безопасности при тяжёлой аварии, заложенная в проекте
BWR. Считалось, что водородных взрывов в контайнменте не может быть, если заполнить его азотом. Если там нет кислорода, то и водородного взрыва быть не может. С точки зрения эксплуатации, азотная атмосфера в контайнменте не есть хорошо. Находиться там во время эксплуатации нельзя. Но это якобы предотвращает детонацию водорода в случае тяжёлой аварии. Но забыли про другое! Если будет переопрессовываться контайнмент, если в нём вдруг начнёт повышаться давление, то нужно куда-то среду сбрасывать! Куда? В конфайнмент? А там никаких противоводородных средств нет.
Фундаментальная
идеологическая ошибка в том, что исходно в проекте не рассматривались сценарии развития тяжёлых, не предполагалось, что авария может эскалироваться дальше контайнмента. И это неудивительно. В середине 60-х, когда были разработаны проекты энергоблоков Фукусимы, об этом никто не думал.
Удивительно другое! Прошли аварии в Пенсильвании на АЭС «Трёхмильный остров» в 1979-м, прошёл Чернобыль в 1986-м. Мировое сообщество, выучив уроки этих аварий, разработало основные подходы по обеспечению безопасности, основанные на принципе глубокоэшелонированной защиты. На всех АЭС мира постоянно проводились модернизации, направленные на повышение безопасности, основанные на новой базе знаний, на углублённых анализах безопасности!
Но на АЭС «Фукусима»
не менялось ничего! Ещё в Москве мы посчитали, и посчитали очень чётко, что когда у них начнётся переопрессовка корпуса реактора, то им придётся сбросить давление сначала в контайнмент, а потом и в конфайнмент. Так они и сделали. После повышения давления в корпусе реактора, они стали сбрасывать среду в защитную оболочку. Поднялось давление в контайнменте примерно до 8 атмосфер. На 1-м и 3-м блоках они смогли сбросить давление и оставили контайнмент целым. Газы попали в конфайнмент. А что потом? Водород в кислородно-паровой среде взорвался! Если идёт ламинарный выход водорода, его поджечь невозможно. А если идёт турбулентный выброс, то он сам взрывается. Там, в конфайнменте, он и рванул. На 2-м блоке они не смогли сбросить давление из контайнмента, он не выдержал и разрушился. А дальше сценарий тот же.
Мы привезли с собой наши рекомендации – что и как надо делать! Мы всё прикинули и одновременно пытались хоть кому-то передать наши предложения. А они были самые простые. Любым способом вскрыть раздвижные шиберы над бассейнами выдержки на крыше, чтобы избежать водородного взрыва конфайнмента. На этих
BWRах над бассейном выдержки крыша просто раздвигается. И на 5-м и 6-м блоках они их таки раздвинули. Взрыва не было. Первые же 4 последовательно добрались до взрывов. Если откручивать в обратную сторону, то можно было бы ещё многое натворить. Если бы они не смогли сбросить давление из корпусов, то и они были бы разрушены.
Эта авария уже много «хорошего» для ядерной энергетики и в Европе, и в мире сделала. Когда я смотрю телевизор, то по этой теме – полные истерики. Ядерная энергетика опять самая дорогая! Самая страшная! Сейчас мы снова проходим через очередной виток невежества и ханжества! На АЭС кВт∙час один из самых дешёвых! А в солнечной энергетике дикие проблемы с утилизацией. А низкочастотный шум от ветряной? Представляете алюминиевый завод и ветряки с коэффициентом использования мощности 0,15? А ветра может и вообще не быть. Пошла термическая реакция, пошла плавка алюминия, а ветер и вместе с ним электричество кончились?
У меня опять
deja vu – мне опять говорят – давайте проведём стресс-тесты (не могу понять, кто первый применил этот банковский термин) и сделаем так, чтобы это никогда не произошло. Это же принцип
ALAPA –
as low as possible (риск должен быть настолько низким, насколько это возможно). Мы это уже проходили в 1986-м. Только
As low as reasonable (насколько это разумно) –
ALARA!
Всегда существует оптимизационная кривая – после определённой точки можно вкладывать деньги в безопасность до посинения, а толку не будет. Безопасность повышу на сотую долю процента, а стоимость будет миллиард долларов. Уже после Фукусимы в «Росэнергоатоме» прошла корпоративная проверка ВАО. Во главе комиссии был Ригалдо – мой визави в
EDF. Выводы фантастические. Мы их опубликуем, хотя обычно это коммерческая тайна. «Росэнергоатом» по
emergency preparedness (аварийная готовность) по модернизациям, направленным на повышение безопасности, готовности персонала к управлению авариями – лучше всех в мире. А атомную энергетику опять не смогли закрыть! И не закроют. Она – объективная реальность! Отсрочить можно, отменить – нельзя.
А у японцев нет, да и не может быть никаких источников энергии, кроме ядерных. Термояд ещё лет через 100 будет. Мы проходили закрытие 2 блоков в Армении, когда выбирали президентом Тер-Петросяна. Станцию закрыли, хотя она пережила Спитакское землетрясение и сохранила эксплуатационные характеристики. Все ТЭЦ и ГРЭС встали, все ГЭС встали. А эти 2 блока в самое критическое время после землетрясения обеспечивали страну. Но их всё равно закрыли. Но потом же открыли.
2 года жизни зимой без света и тепла – буржуйки в каждый дом – и здравые мысли в голову немедленно приходят. Надо просто посидеть без света и тепла! Мне кажется, что лозунг европейских зелёных идиотически прост – «Назад к лучине. Телевизор можно посмотреть и в темноте!» У меня много друзей в Японии, один из них профессор N. Он был у меня в программе «Расплав» заместителем председателя технического комитета. Человек, который знает об авариях ничуть не меньше нас. Он живёт в Токае. Километров 100 на север. Поближе к станции. Я ему звоню и говорю:
– Хочу тебя увидеть!
– Смогу к тебе приехать в Токио не раньше воскресенья.
– Давай я сам к тебе приеду!
А у них режим хуже нашего Советского Союза. Он как ненормальный откручивался от встречи со мной. Взял я его на следующем:
– Джан, – говорю, – ты меня не видел 8 лет. Неужели ты не хочешь меня увидеть?
Приехали мы к нему. Я заказал ресторан. Первые 20 минут не было никакого разговора. Я его спрашиваю:
– Ты лучше всех в Японии разбираешься в тяжёлых авариях. Ты кому-нибудь свои расчёты отдавал?
Молчит!
– У тебя кто-то требовал эти расчёты?
Молчит! Потом вышел. Возвращается.
– Ладно, Владимир, я буду говорить.
– Конечно, я сделал все расчёты на 2-й день. У меня, в отличие от вас, все данные по
BWR были. Я их
передал на 25-ю ступеньку лестницы управления. Всё объяснил 25-й ступеньке. 25-я – передаёт 24-й, и пошло наверх. На 1-й ступеньке сидит премьер-министр Японии, который на 4-й день решил, что он главный специалист по ликвидации тяжёлых аварий.
– Джан, а обратная связь у тебя есть?
– Никакой! Если я что-то новое насчитываю, я опять иду к 25-й ступеньке…
Читать статью полностью…
Новости
Чиновники и политики – это квазиразумные существа, выдрессированные на выполнение команд начальства. И всё. Их не интересует ни Родина, ни народ, ни другие сферы, вполне понятные нормальным людям. Они почти все – биороботы...
Комментариев нет:
Отправить комментарий