Фрагменты из книги «Морской дьявол»
Скопировать книгу…
Завод развалился, словно корабль, со всего размаха налетевший на
айсберг; рабочим и служащим перестали выдавать зарплату, и он
пошатнулся, затрещал, а затем и рухнул, погребя под обломками дневные,
месячные планы, графики ремонтов оборудования, замыслы конструкторов,
инженеров. Собственно здание управления, инженерное крыло, центральная
лаборатория и дворец культуры, конечно, стояли на своём месте, и
гигантский Конструкторский корпус по-прежнему красовался гранитным
фронтоном главного входа, кариатидами, державшими на плечах балконы, но
гирлянды окон по вечерам уж не вспыхивали весёлыми огнями, а оставались
чёрными, как пустые глазницы.
Так рухнула и вся российская держава под напором тайных и злобных
сил, которых она ещё вчера кормила своей грудью, холила и лелеяла, не
зная и не ведая, каких чудовищ пестует на пагубу всех добрых и честных
людей. Труд, созидающий жизнь, потерял смысл, а те деньги, которые ещё
кому-то выдавали, были обесценены в тысячу раз, и за них можно было
купить кусок хлеба и пригоршню пшена. Люди вдруг поняли, что такое
деньги и что можно при их помощи натворить, попади они в чужие руки.
В России и раньше были такие силы, и они всё больше наползали в
Кремль и в министерские кабинеты, но теперь их там стало так много, что
им не надо было себя скрывать; они сбросили маски и громко заявили: в
России совершена четвёртая революция – на этот раз демократическая.
Власть перешла к либералам, то есть к чиновникам, которые провозглашают
принцип «Всё дозволено!».
Во властные кабинеты забежали младшие научные сотрудники, всякого
рода институтские и министерские чиновники. Перед изумлёнными глазами
русских людей замелькали нерусские фамилии. В стране в одночасье
каким-то непонятным образом появились богатые и очень богатые люди, и
даже магнаты и олигархи. Они будто бы из этих же, вчерашних кандидатов
наук и мелких служащих.
Люди подобного рода вздыбили шерсть и на Северном заводе. Раньше их
не было видно; они сидели в каких-то углах и закоулках, а теперь, как
тараканы, вдруг повылезли из щелей и забегали, задвигались, словно
где-то разлилась сладкая вода и они туда устремились. И только потом,
три-четыре месяца спустя, стали проясняться их тайные делишки: они
что-то сдавали в аренду, что-то продавали, скупали какие-то акции.
Директор завода Пётр Петрович Барсов, честный человек, этому процессу
пытался помешать, но однажды из министерства пришла шифровка: завод
выставлен на торги, он переходит во владение акционеров. Председателем
совета акционеров стал молодой человек с характерно русской фамилией и
со столь же характерно нерусской физиономией Андрон Казимирович
Балалайкин.
Рабочие стали называть его Ароном, и по этому поводу у него часто
возникали неприятные препирательства. Обыкновенно он в таких случаях
говорил: «Послушайте! Вот вы Иванов, и я же вас не называю Пупкиным или
Шапкиным, а вы меня...» И нередко в ответ он слышал всё то же:
«Простите, Арон Казимирович». «Опять Арон!» – всплёскивал руками,
говорил: «А-а, да чёрт с вами! Давайте вашу бумагу, что там у вас ко
мне?..»
Барсов однажды сказал Балалайкину:
– А полечу-ка я к нашим друзьям-арабам и продам им «Майского жука»?
«Майский жук» – самолёт, изготовленный на заводе еще до начала
перестройки. Не случись она, эта проклятая перестройка, ныне и вся
авиация переходила бы на эти самолёты. Для «Жука», как для вертолёта, не
нужны аэродромы.
Балалайкин с минуту смотрел на Барсова чёрными выпуклыми глазами.
– А купят?
– У меня был уже покупатель.
– Хорошо. Я вам такую экспедицию устрою.
И директор с женой, и со своей младшей дочерью Машей, и с рядовым
конструктором, исполнявшим роль бортинженера, и посредником арабом
полетели на Восток.
* * *
Во дворе завода были аккуратно сложены в штабель и покрыты брезентом
шестнадцать кабин недостроенных вертолётов и почти готовый подводный
аппарат для спасательных работ «Коловрат». Он очень большой, способен
«ходить» по дну моря, выпускать из своего чрева и впускать дюжину
водолазов, и даже производить на дне земляные работы – таких аппаратов
ещё в мире не было...
Хранились тут и ещё какие-то невостребованные заказчиками машины.
Министерству обороны перестали давать деньги, и все заводы, создававшие
мощь нашего государства, сели на мель. Рабочие, инженеры из цехов
уходили. Где они устраивались, как жили – никто не знал. Одно все
видели: некогда знаменитый на всю Европу машиностроительный завод на
Неве умирал.
Два человека оставались на капитанском мостике: Андрон Балалайкин и главный бухгалтер завода Наина Соломоновна Кушнер.
Впрочем, бегали по коридорам заводоуправления возбуждённые и чем-то
взволнованные десятка три-четыре молодых мужиков разного служебного
калибра и достоинства. Большинство из них – начальники цехов, отделов, и
что самое интересное – все они были нерусские: грузины, азербайджанцы,
но, главным образом, евреи. Всё чаще лепилось к ним слово «акционер».
Акционеры – значит, новые хозяева; они будто бы купили завод и теперь
все думали и шушукались, что с ним делать. Среди акционеров были и
рабочие. Их приглашали в бухгалтерию, и Наина Соломоновна, никогда не
смотревшая собеседнику в глаза, а всё время отворачивавшая свои
утомлённые вечными расчётами очи, говорила:
– Вам выписан кредит, и вы можете получить на него акции. Вы будете хозяином завода...
И прибавляла с каким-то непонятным не то журавлиным, не то ястребиным клекотом:
– Вам это разве плохо? А?..
И если человек стоял перед ней в недоумении, ещё говорила:
– Вы удивляетесь? Напрасно. Я тоже вначале удивлялась, но умные люди
мне всё объяснили: теперь такая система. Раньше у завода не было
хозяина, он был ничей, а теперь есть пакет акций – его кто-то держит. И
другой пакет акций – поменьше, и его кто-то держит. А есть и две-три
акции – их будут держать рабочие. Пусть каждый думает, что он тоже
хозяин. А тот, у кого побольше фантазии, будет мнить себя капиталистом,
почти Генри Фордом. Вы держите в руках акции, и не надо думать, откуда
они и почему их вам дали. Важно другое: вам акции дали.
В душе Наина Соломоновна была философом, и, когда ей становилось
невтерпёж от вечных цифр и расчётов, она устремляла усталый взгляд в
угол комнаты или в окно и искренне жалела, что стала бухгалтером, а не
преподаёт в университете.
Случалось так, что рабочий, перебирая в пальцах выданные ему две-три
акции, долго не отходил от бухгалтера, и тогда Наина поднимала на него
взгляд, исполненный негодования. Рабочий уходил. Видимо, он думал так:
Наина Соломоновна – главный бухгалтер, она знает, что делает.
Русский человек и вообще-то склонен верить. Почти всегда и всем он
верит, и даже таким людям, как Наина Соломоновна. После беседы с главным
бухгалтером он идёт домой в умиротворённом состоянии. У него где-то под
сердцем даже зашевелилось радостное возбуждение. Как же? Был рядовым
рабочим, а теперь вдруг стал хозяином завода.
Раньше получал мизерную зарплату, теперь ничего не получает, но зато в
будущем прибыли от производства беспрерывным ручейком потекут ему в
карман. Он станет богатым и летом всей семьёй поедет отдыхать на Канары.
Туда же приедут и Арон Балалайкин, и Наина Соломоновна. Вечером они
вместе будут сидеть на открытой площадке летнего ресторана, а кто-то,
показывая на них, скажет: «Это фабриканты из Петербурга».
Русский человек, кроме множества замечательных достоинств, обладает и
ещё одним, уж совсем замечательным: он – мечтатель. Недавно он мечтал о
безбрежном коммунистическом рае для всех, теперь втайне от своих
товарищей подумывает о возможности рая для себя. И как бы оправдывая
этот свой эгоизм, мысленно повторяет то, что ему каждый вечер внушают
шустрые телеговорящие ребята: «Рай для всех – это, конечно, утопия, а
вот сколотить сотню-другую тысяч рублей и махнуть на Канары... – это под
силу каждому».
Если такие мысли ему приходят на ходу, он прибавляет шаг и оглядывается: не подслушал ли кто его тайных желаний?..
Как он хорошо устроен, русский человек! Поверил и обрадовался.
Многого-то ему и не надо, важно поверить. И хорошо, что свойство это
большой дозой отпущено ему природой. В начале века он поверил Ленину, а
потом Сталину, а уж затем легко отдавался во власть Хрущёву, Брежневу,
Горбачёву; и даже человеку, который и с моста сиганул, и на рельсы готов
был лечь, и друга Коля в подштанниках встречал – и ему верил.
Воображаю, что думают о нас иностранцы: англичане, например, во всём
практичные и осторожные? Или немцы, которые всякую вещь должны пощупать,
а монету на зуб берут. О голландцах, у которых Пётр Первый плотницкому
делу учился, уж и говорить нечего. А что до эфиопа или мупси-пупси, –
этих и поминать не надо. Они настолько от нас далеко стоят в умственном
развитии, что мы даже заглянуть в их душу не смеем. Они Гулливера
верёвками скрутили, а приведись русскому человеку к ним заплыть, к
телеграфному столбу его бы привязали и детям бы показывали. При этом
учительница, тыча в него указкой, говорила бы: «Смотрите на этого
человека: он все свои богатства чужеземцам отдал».
В детстве я книжек начитался и русских людей полюбил. Теперь же,
слава Богу, сам в шкуре русского человека походил и к печальному выводу
пришёл: они, мои сородичи, хотя и родили на свет Пушкина и Есенина, но
самим-то им лучше бы и совсем не родиться. Самый последний малограмотный
азик, или чечен немытый может обобрать его до нитки, а заморское диво
Хакамаду мы в парламент посадили и дела всей России решать доверили. А
теперь вот завод кому-то отдали. Кому? Зачем? Никто понять не может.
Вадим Кашин, заместитель главного конструктора, и пять его ближайших
сотрудников, специалистов по электрооборудованию, на работе оставались,
они продолжали получать небольшую зарплату. Однажды Кашин прослышал, что
новый хозяин начал распродажу станков и оборудования; зашёл Балалайкин и
в отдел Кашина. Искал особо ценные приборы, приобретённые в Японии для
измерения слабых токов. Кашин спрятал приборы в холодильнике, и Андрон
их не нашёл. После этого хозяин останавливал его и спрашивал: «А вы
чего?» Вадим, наклоняя к нему тяжёлую синеглазую голову и как-то
таинственно, загадочно улыбаясь, отвечал: «А ничего. Вам нужно, чтобы я
ушёл? Не уйду!»
Замыслил Вадим страшное дело: убить Андрона, и он для этого
придумывал разные способы, но вот так убить, чтобы звон об этом по всей
России пошёл, он ещё не придумал.
Кашин, как и многие другие инженеры, почти каждый день ходил на
работу. Но однажды Андрон отвёл в сторонку Вадима и, захватив цепкими
пальцами борт его куртки, доверительно, как близкому человеку, сказал:
– Ходи на собрание акционеров, ты будешь тоже немножко богатым.
– Богатым? Как?..
– Акционеры все будут богатыми. Они же капиталисты!
– Вы тоже капиталист?
– Хо! Ты спрашиваешь? Ты всегда был чуточку малохольный и теперь
никак не можешь сообразить, что пришла новая система. Победили
диссиденты!
– Кого победили?
– Ты что делаешь идиотские глаза? Победили тех, кто сидел в Кремле и
делал себе коммунизм. Себе делал, не тебе же! Ну, вот: диссиденты их
сковырнули.
– Но я не знаю, кто такие диссиденты, – продолжал разыгрывать дурачка Вадим.
– Это такие наши ребята, которые делали шум. Они подняли волну, и от
неё всё развалилось, и ты теперь будешь хозяином завода. Не так уж много
хозяином, но всё-таки...
– Я не покупал акции. У меня нет денег.
– Бухгалтер тебе даст. Полпроцента.
– Половина одного процента? Это что – курам на смех?
Андрон удивился, откинул назад голову, словно опасался удара. Заговорил недовольным и будто бы обиженным тоном:
– Ты кое-что смыслишь в электроприборах, но в акциях? Где тебе
понимать! Четверть процента – это капитал! Ты потом увидишь, какой это
капитал. А я тебе даю полпроцента. Ты говори спасибо и беги.
Кашин не знал, куда он должен бежать, но согласился взять
полпроцента. При этом подумал: чем чёрт не шутит! Всё-таки хозяин
завода. Он даже усомнился: стоит ли убивать Андрона? Однако и после
этого зарплату ему и его сотрудникам не прибавили.
Тех, кто не хотел уходить с завода по своей воле, не прогоняли. Такая
была установка министра Уринсона. Видимо, там, в Кремле, боялись бузы.
Что же касается Кашина, он Балалайкину был нужен.
Среди новых хозяев завода особую активность проявлял Юра Марголис, в
прошлом сотрудник конструкторской группы Кашина и какой-то дальний
родственник жены Вадима. Кашин его спросил:
– А ты чего?..
– Как – чего?
– Ну тут... возле Андрона крутишься.
– Я акционер.
– И я акционер. Но что же из этого следует?
Юра передёрнул усами и, торжествующе сверкнув маленькими серо-зелёными глазками, проговорил:
– У тебя-то акций – с гулькин нос, а у меня шестнадцать процентов. А
если ты заглянешь в устав акционеров, там прочтешь: кто имеет десять
процентов – тот уже директор. Десять! А у меня – шестнадцать! Смекаешь? Я
– директор!
– Ты?..
– Да, я. Ну, не совсем директор, а член совета директоров.
– Но где же ты деньги взял на покупку стольких акций?
– А ты где взял деньги на свои полпроцента?
– Я?
– Да, ты. Там и я взял. Зашёл к Наине Соломоновне – она мне дала.
– Но нам говорят, что в заводской кассе нет денег!
– Теперь всякие денежные дела составляют тайну – почти военную. А
кроме того, денег-то и мне и тебе потребовалось немного. Завод-то
рухнул, потерял заказы. Кому же он теперь нужен? Ну, и продали его как
металлолом. Так в Москве наш министр решил.
– Понятно, – упавшим голосом выдохнул Вадим. – Но вот чтобы наш завод
– металлолом!.. Этого я предположить не мог. Но позволь: если он –
металлолом – тебе-то он зачем?
– А вот это – тоже тайна. Мы судьбу завода будем решать на собрании
акционеров. Как ты слышал на лекциях в институте, высшая власть на
частном предприятии – собрание акционеров.
– Да, конечно, я слышал, и это правильно, что собрание, но только
опять же по уставу на собрание меня не пригласят. Там будут лишь
акционеры, кто владеет тремя процентами акций.
– Ты, мой друг, Вадим, правильно всё понимаешь. Привыкай к своему
положению в нашем новом обществе. Всё это называется демократией. Так
что, если хочешь быть богатым, беги скорее к Наине Соломоновне и проси у
неё ещё акций. Но только она тебе даст в том случае, если будет просьба
и гарантия от меня, или от Андрона, или от других наших ребят, у
которых теперь деньги. Главное, брат, – деньги. Получишь ты от наших
гарантию?
– От тебя-то уж, верно, не получу, а от тех, кто теперь у власти не
только на заводе, но и в Питере, и во всей России – тем более.
– Ну, вот, умница. Ты и раньше проявлял смекалку и ещё удивлялся, как
это я не понимаю простых вещей в расчётах какого-нибудь узла. Но там
были одни расчёты, а теперь другие. В этих нынешних расчётах ты
понимаешь меньше меня. Считай, мы обо всём договорились. А если ты
захочешь получить более подробные консультации, я дам тебе их сегодня
вечером у тебя на квартире. Я твоей супруге обещал сегодня быть у вас –
там и поговорим.
Вадим не верил ни своим ушам, ни своим глазам. Юрий точно вынырнул из
какого-то волшебного сосуда и предстал перед ним совершенно другим
человеком. Раньше это был маленький, приплюснутый и забитый нуждой
еврей, а теперь он вдруг вырос, раздался в плечах, и в глазах его,
некогда бесцветных и прищуренных, клокотал пламень энергии, готовой
испепелить всякого, кто попытался бы встать на его пути.
И Вадим нешуточно подумал: «А уж тот ли это Юрий Марголис, который
работал у меня в группе и чаще всего был занят копированием чужих
чертежей? Он никогда ничего не изобретал, не придумывал и справедливо
получал самую маленькую инженерную ставку в сто шестьдесят рублей.
Костюмчик на нём был помят, нечист и изрядно изношен, денег у него
никогда не было, друзей – тоже.
Но откуда теперь вдруг такая прыть? Юрий – директор! Будет решать
судьбу завода, а значит, и его судьбу, и его семьи. Ведь жена его не
работает, и им нечем платить даже за квартиру. Вадим и в транспорте
ездит зайцем и, если к нему подходит кондуктор, взмахивает руками и
говорит: «Нет у меня денег, нет! Нам пять месяцев не дают зарплату – за
что же я куплю билет?» И если кондуктор продолжает требовать плату,
Вадим свешивает над ним свою русую тяжёлую голову и угрожающе рычит:
«Ну, хорошо, хорошо. Ведите меня в милицию. Пусть сажают в тюрьму!
Ну?..» Кондуктор обыкновенно в таких случаях машет рукой и отходит.
Вечером Вадим рано пришёл домой. И был удивлен: Юрий сидел уже здесь.
Стол ломился от дорогих яств и вин. Посредине красовался торт с
орнаментом из алых роз. Хозяйка светилась счастьем. Одета модно, в
замшевой и до неприличия короткой юбочке. Впрочем, фигурка ладная и её
не грех выставлять напоказ, но в данном-то случае?.. Дома, в обществе
мужа и её родственника?..
Ужин намечался как обыкновенный, никаким таким особым событием не
отмеченный, но это если посмотреть на него глазами человека, не
привыкшего подмечать явления подспудные, текущие в глубине всякого
предмета. Глазастый и думающий разглядел бы в нём черты эпохальные, как
теперь говорят в нашей Думе депутаты – дети адвокатов и внуки Троцкого.
Начнём с самого первого и главного признака: откуда здесь, в кругу
людей, уже полгода не получающих зарплату и выдавленных судьбой за черту
бедности, такое внезапное роскошество: торт, коньяк, шампанское и всё
прочее?.. И уж совсем нельзя было понять засверкавшие безумным счастьем
глаза молодой женщины...
А этот важный и грозный взгляд Юрия Марголиса?.. Невзрачный мужичок с
чаплинскими усами под носом вдруг стал похож на зелёную лягушку, грозно
раздувающую зоб и щеки для устрашения противника. Разве не он ещё
недавно слыл в конструкторском бюро за самого ленивого и ни к чему не
способного инженера?.. Но что же произошло? На него слетел дух господний
и он стал таким важным!
Если перечислять все таинственные и совершенно невероятные
обстоятельства ужина, то их бы пришлось громоздить на многие страницы
этой повести, но бумагу теперь приходится беречь, потому что цены на неё
с каждым днем растут, и книги издавать становится всё труднее.
Тут уместно будет вспомнить, что ещё недавно, в так ненавистное
демократам советское время, писатель за свой роман получал
восемнадцать-двадцать тысяч рублей, то бишь сто средних зарплат
рабочего, а нынче за тот же роман не получишь и двух зарплат трамвайного
кондуктора. Вот почему и жмёшься, и сокращаешь всякие подробности,
забывая принцип Толстого: гениальность в деталях, и сбиваешься на
скороговорку там, где бы надо всё раскинуть и растолковать, и расцветить
красками, которые ещё сохранились у иных писателей, а иным, – правда,
очень немногим, – удаётся ещё и так размахнуться кистью, что и олигарх, и
медиамагнат выскочат на страницы.
Читать статью полностью…
Скопировать книгу…
Иван Владимирович Дроздов
Приобрести все изданные
книги И.В. Дроздова можно, сделав запрос по адресу:
194156, г. Санкт-Петербург, а/я 73. Дроздовой Люции Павловне.
Новости
В книге довольно сдержанно, но точно и убедительно рассказано о
перестроечных грабежах, устроенных сионодемократами в России в лихие
90-е. Автор с большим мастерством и тонким юмором показывает многих
участников тех событий...
Комментариев нет:
Отправить комментарий