Политическая корректность
Автор – Татьяна Толстая
«Президент принял делегацию чучмеков» – невозможный заголовок в
газете. «Выдающееся бабьё в русской культуре» – немыслимое название для
книги. Это всем понятно: в первом случае задеваются лица некоторых
национальностей (расистское высказывание), во втором – лица женского
пола (высказывание сексистское). Понятно, что напечатать или публично
произнести подобное было бы оскорбительным хамством, хотя непонятно
почему: ни в слове «чучмек», ни в слове «баба» вроде бы не слышится
ничего специфически оскорбительного, но так уж исторически сложилось.
Обидно.
Слово «чурка» ещё обидное, чем «чучмек»: предполагает тупость,
дубовые мозги (я вот умный, а они все тупые). «Косоглазый» –
оскорбление: предполагает отклонение от некоторой нормы. То же
«черномазый» – имплицитное утверждение, что белое лучше чёрного; а
почему это, собственно? Однако, если вы скажете: «эбеновая кожа» или
«миндалевидные глаза», то отмеченные наружные признаки прозвучат, как
комплимент, ибо в рамках нашей культуры эбеновое и миндальное деревья
имеют положительные коннотации (в отличие от дуба).
Недоказуемые утверждения, что белая раса выше чёрной или жёлтой (В работах академика
Н.В. Левашова
показано, что люди белой расы не лучше и не хуже людей других рас.
Просто белая раса более древняя и, соответственно, неизбежно более
развитая, чем остальные расы Земли. –
Е.Л.), что женщины хуже
мужчин, звучали слишком часто в истории человечества, а, как всем
известно, от слов люди всегда переходили к делу и угнетали тех, кого
считали хуже и ниже. Прозрев и раскаявшись в этом варварском поведении,
цивилизованная часть человечества восприняла идеи равенства и братства
и, как может, воплощает их в жизнь. И старается исправить не только
дела, но и слова, ибо слово это и есть дело. И слово проще исправить.
Выражаться и мыслить надо
политически корректно.
Так ловлю себя за руку: одну политическую некорректность в этом тексте я уже допустила: употребила слово
«братство».
Вот к чему приводит многовековое угнетение со стороны патриархата!
Жалкая, слепая жертва фаллоцентризма, неспособная сбросить с себя путы
мужского свинского шовинизма
(male pig chauvinism), я кооперируюсь с угнетателями, сотрудничаю с агрессорами! Я переметнулась на сторону врага. Я должна была употребить слово
«сестринство»,
невзирая на то, что его нет в русском языке. А теперь пусть будет. Ведь
язык – тоже средство угнетения, потому-то этого слова в нём и нет. Язык
слишком долго был орудием мужчин, в нём отразилась их многовековая
власть над женщинами, это они не допустили слово «сестринство» в
словарь.
Доказательств сколько угодно. Человечество по-английски
mankind, почему не
womankind? То-то. Да ведь и само слово
woman – производное от слова
man, и с этим можно и нужно бороться. Например, принять написание
womyn (во множественном числе
wimyn), чтобы хотя бы на письме сбросить с себя унизительные путы родовой зависимости. Или слова
«семинар», «семинарий», которые происходят от слова
semen, «семя» – вопиющий
фаллоцентризм. Введём слова «оварий», или – вариант – «овуляр», обозначать они будут то же, зато явятся
женским вкладом в культуру. (По-русски –
яйцарий. «Научный яйцарий по проблемам освоения космоса»?
Глупо, но корректно).
Засилье политически корректного языка и соответственно выражаемых
этим языком политически корректных мыслей и понятий захлестнуло
современную американскую культуру. (Вышеприведённые примеры –
womyn,
ovarium – не продукт моего натужного остроумия, как может подумать не знакомый с
американскими реалиями
читатель, а взяты из существующих текстов: ими предложено пользоваться,
и некоторые уже пользуются.) Идеология политической корректности
требует, чтобы любое публичное высказывание и публичное (а в ряде
случаев и частное) поведение соответствовало неким нормам, в идеале,
выражающим и отражающим
равенство всего и вся.
Во многом эти требования исходят со стороны
агрессивного феминизма, но не только. Есть
расовая политическая корректность (
political correctness или, сокращённо,
PC – «пи-си»),
экологическая,
поведенческая,
ценностная,
какая угодно. Упрощая (но не слишком), можно сказать, что она
базируется на следующем современном мифе: белые мужчины много веков
правили миром, угнетая меньшинства, небелые расы, женщин, животных,
растения. Белый мужчина навязал всему остальному миру свои ценности,
правила, нормы. Мы должны пересмотреть эти нормы и восстановить
попранную справедливость.
Мысль, не лишённая наблюдательности, конечно, и всякий может привести
массу примеров, её подтверждающих. Нерешённым, правда, остаётся вопрос,
отчего же так произошло – по природе вещей или по
зловредности и в результате заговора? Свойственна ли мужчине
агрессивность от рождения или навязана ему культурой свинского самцового
шовинизма?
Сволочь ли самец павлина с его роскошным хвостом, в то время как его самка выглядит так непритязательно?
Кроме шуток: можно ведь утверждать, что самцы павлинов на протяжении
вековой эволюции заклевали и истребили тех самок, у которых было чем
похвастаться в смысле оперения, оставив для размножения лишь чахлых и
бледных дурнушек, дабы надмеваться над ними, держать их в подчинении и
постоянно указывать им своим внешним видом, кто тут, собственно,
начальник. То же и куры. Докажите, что это не так. В обратном же случае,
когда самки красивее самцов, результат тоже может свидетельствовать о
злостном эгоизме направленности мужского отбора: молодых и симпатичных
они выбирали, а старых и уродливых отбраковывали (ср.: люди).
Куда ни кинь, всюду клин (желающих всюду прозревать фрейдистские
аллюзии просят порадоваться этой плохо завуалированной фаллоцентрической
поговорке). Можно утверждать, что мужчина всегда морально дурён –
агрессивные феминисты (-ки) это постоянно и делают. Например: нашей
современной культуре навязана идея так называемой «красоты», то есть
представление о том, что люди неравны в отношении внешней
притягательности. Это грех «смотризма»
(lookism).
Феминистка
Наоми Вульф (сама молодая и красивая)
разоблачила негодяев: она открыла, что идея «красоты» возникла с
развитием буржуазного индустриального общества, где-то в XVIII веке.
Женщинам внушили, что красота – это ценно, что красиво то-то и то-то,
наварили кучу косметики и всяких притирок и через рекламу
вкомпостировали всё это в мозги. Женщины попались на удочку, отвлеклись
от борьбы за свои права и по уши ушли в пудру и помаду, а тем временем
мужчины захватили рабочие места и успели на них хорошо укрепиться. Когда
одураченная женщина кончила выщипывать брови и спохватилась – глядь,
всё уже занято. Просвистела, бедняжка, свои исторические шансы. (В
частности, из этого следует, что настоящая феминистка не должна ничего
себе ни брить, ни выщипывать, а настоящий феминист должен принимать её
как она есть и
«полюбить её чёрненькую»).
Примеры «смотризма» в русской литературе:
Для вас, души моей царицы,
Красавицы, для вас одних...
(Автор-мужчина прямо сообщает, что его текст не предназначается для
уродок, старух, меньшинств, инвалидов; доступ к тексту – выборочный; это
недемократично.)
Как завижу черноокую –
Все товары разложу!
(Это ещё хуже: это называется
preferencial treatment, то
есть предпочтение, предпочтительное обслуживание; хорошо, если не
сегрегация! Он не хочет обслуживать категории населения, не
соответствующие его понятию о красоте, хотя в его коробушке «есть и
ситец и парча»; в результате нечерноокие потребители не смогут
осуществить своё право на покупку. Дальше в тексте, кстати, открыто
описывается обмен товаров на сексуальные услуги: «только знает ночь
глубокая, как поладили они». Нужны ли более яркие иллюстрации
свинско-самцового шовинизма?)
Ты постой, постой, красавица моя,
Дай мне наглядеться, радость, на тебя!
(В данном случае, как говорится, всё каше наружу: автор-мужчина
останавливает красавицу, понятно, с тем чтобы быстро забежать вперёд и
занять вакантное рабочее место. Её же уделом будет безработица или
низкооплачиваемая профессия.)
К греху «смотризма» тесно примыкает и грех «возрастизма»
(ageism). Это когда неправильно считается, что молодость лучше старости. Примеры «возрастизма»:
Старость – не радость.
(Просто лживое утверждение, окостенелый стереотип.)
На что нам юность дана?
Светла как солнце она...
Это ещё слабая степень оскорбления, ведь можно оспорить утверждение,
что солнце лучше, скажем, луны и что тем самым здесь выражено
возрастное предпочтение. Тем более, что врачи сообщают: солнце вредно,
излишнее пребывание в повышенной зоне ультрафиолетового излучения
вызывает предрак кожи. А вот хуже:
Коммунизм – это молодость мира.
И его возводить молодым.
Здесь прямо, внаглую содержится требование отстранить от рабочих мест
лиц среднего и старшего возраста. За такие стишки можно и в суд.
Называть старика стариком обидно. Старики в Америке сейчас называются
senior citizens (старшие граждане),
mature persons (зрелые личности); старость –
golden years (золотые годы).
И, наконец, совсем возмутительные стихи, наводнившие всю Россию:
Под насыпью, во рву некошенном.
Лежит и смотрит, как живая,
В цветном платке, на косы брошенном.
Красивая и молодая.
Здесь и смотризм, и разнузданный возрастизм, и любование
поверженностью лица женского пола, и выдавание тайно желаемого за
действительное: он представляет её мёртвой, так как мужчины ненавидят
женщин и желают им смерти, что опять-таки символически выражается в
сексуальном акте, который всегда есть насилие, порабощение и, в конечном
счёте, уничтожение. Не пропустите ключевые слова: автор символически
помещает её в ров, то есть в яму, могилу, а сверху ещё примысливает
насыпь, т.е. слой земли. Убил, в землю закопал, и надпись написал: вот
что он сделал. Упоминаются косы, т.е. устаревший стереотип женской
привлекательности. (М.б., намёк: «волос долог – а ум короток»?!)
«Платок» – то же самое. «Цветной» – не расовый ли намёк? Предлагаю
следующую, политически правильную редакцию строфы:
На насыпи, в траве подстриженной,
Живой и радостный на вид,
Стоит свободный, не униженный,
Достойный, зрелый индивид.
Sizeism («размеризм», что ли?) – предпочтение хорошей фигуры плохой, или, проще, худых толстым. Он же
fatism («жиризм»),
weightism
(«весизм»). Страшный грех. Попробуйте не взять человека на работу за
то, что он толстый – засудят. Есть комитеты, борющиеся за права
толстяков. Если раньше толстяк назывался в лучшем случае
oversized person, то есть предполагалось, что есть размер
(size) нормальный, а есть и другие, сверх нормы, то теперь надо говорить
full-figured,
что есть маленькая сладостная месть худым: у жиртреста, получается,
фигура полноценная, а у доходяги – нет. Недотягивает. Худые пока не
протестовали.
Пример феминистского прочтения:
Талия в рюмку.
Всмотритесь в это выражение. Сопоставляются и оцениваются позитивно
центральная зона женского туловища и стеклянная ёмкость для приёма
алкоголя. Женщина приравнивается к посуде и их функции отождествляются.
Хвать – и опрокинул. Здесь, разумеется, выражено пренебрежительное
отношение к женщине: она воспринимается лишь как объект удовольствия.
Нехорошо оскорблять человеческую внешность. Мы ведь не виноваты в
том, что родились такими, а не другими. Надо избегать обидных слов и
выражений. Скажем, уродился человек маленького роста – не называть же
его коротышкой
(short person). Мягче будет
vertically challenged (трудно перевести, нечто вроде
«вертикально озадаченный»). Плешивый –
hair disadvantaged, folliculariy challenged.
В целом первая задача политической корректности – уравнять в статусе
(за счёт подтягивания) отставших, обойдённых, вышедших за рамки так
называемой нормы. Считается, что низкая самооценка вредна для индивида, а
стало быть, и для общества в целом. Оскорбление же направлено на
понижение статуса оскорбляемого (дурак, дубина, мордоворот, рожа
неумытая, засранец, мудила гороховый, жиртрест, промсосискакомбинат,
осёл, свинья, козёл, корова, сука, пидарас, очкарик, жертва аборта,
чурбан, чучмек, чурка, черножопый, деревня, скобарь, дерьмократ и
многое, многое другое). Поэтому необходимо поднять самооценку и
запретить любые оскорбления. С этим можно было бы согласиться, но беда в
том, что, раз начав, трудно остановиться и провести границу.
Вряд ли женщине приятно, если её назовут «коровой» или «мочалкой».
Это понятно. Труднее понять, когда американские феминистки оскорбляются,
услышав слова
«honey»,
«sugar»,
«sweetie»,
которые все соответствуют нашему «милочка» и обозначают мёд, сахар,
сладкое. Но подумайте сами: подобными словами мужчина указывает женщине
на вторичность, униженность её социального статуса, он как бы посылает
ей сигнал о её неполноценности: она призвана «услаждать» мужчину и не
более того. Столь же оскорбительно считается подать женщине пальто (что
она, инвалид, что ли? Сама не управится? Чай, не безрукая), открыть
перед ней дверь, уступить место в транспорте, поднести тяжёлую вещь. В
газетах даются советы девушкам, как постоять за себя, когда услышишь
такое непрошеное обращение: надо повернуться к обидчику и строго
указать: я тебе не
«honey», а такой же индивид, как ты... ну и так далее.
Почти правильная модель поведения:
Сняла решительно пиджак наброшенный (молодец, женщина: символическая акция избавления от вековой патриархальной зависимости),
Казаться сильною хватило сил (поправочка: надо не казаться, а быть; как известно, женщина может делать всё то, что умеет мужчина, и ещё сверх того),
Ему сказала я: «Всего хорошего» (а вот это зря: сейчас нас учат не сдерживаться, а прямо лепить, что думаешь, то есть выявить в себе внутреннюю стерву,
to discover your inner bitch).
А он прошения не попросил (все они свиньи, что хоть и общеизвестно, но всегда нелишне напомнить).
В русском обществе, конечно, тоже существует
представление о политической корректности, хотя и слабое. В шестидесятые
годы продавали «Печенье для тучных», кто помнит. Покупавший чувствовал
себя сильно уязвлённым, хотя, думаю, это был не недосмотр, а неловкая
попытка избежать слова «толстый», воспринимавшегося именно как обидное.
Сейчас подобные продукты уклончиво именуются «диетическими», так как
слово «диета» стало в основном связываться с положительным процессом
потери веса [несмотря на то, что диеты бывают всякие: бессолевые, для
диабетиков и даже для прибавки веса). Кстати, выражение «лица,
страдающие ожирением» тоже политически некорректное: я не страдаю, я
поперёк себя шире и тем горжусь. Не смейте меня виктимизировать! (
Victim
– «жертва».) Если бы в XIV веке, когда появилась фамилия Толстой,
существовало понятие политической корректности, то этот номер у россиян
не прошёл бы и семья, чей основоположник изволил быть преизрядного весу,
получила бы иное прозвание:
Лев Полновесный
«Анна Каренина»
роман в 8 частях
В советской печати уже возражали против употребления слова
«больной»
в применении к пациентам, или, лучше сказать, к посетителям медицинских
учреждений: слово это оскорбляет здоровых, закрепляет за истинно
больными ярлык неизлечимости, неприятно напоминает о страданиях. Слово
«прислуга» несёт оттенок сервильности («служить бы рад, прислуживаться тошно») и давно заменено «домашней работницей».
Продавец
у нас становится работником прилавка или товароведом. Все эти труженики
полей, машинисты доильных аппаратов, операторы подъёмников (вместо
крестьян, дояров и лифтёров) – попытка повысить статус малопрестижных
профессий. Царя ведь никто не назовет
«работником престола». А следовало бы, по справедливости.
Умение прозревать в языке следы угнетения со стороны эксплуататоров
достигло в академических кругах Америки виртуозности. Можно попробовать
на русском примере: отчего в официальном, бюрократическом языке ваша
зарплата называется «оклад»? Оттого, очевидно, что она не «зарплата»: вы
гораздо больше «зар», чем вам выплатили. Чтобы скрыть несоответствие
затраченного вами труда мизерной выплате, употребляется слово «оклад»:
сколько вам положе-но-накладено, столько и берите, не более. «Зар»
соответствует вашей активности, «клад» несёт оттенок решения свыше. А
если вы работаете сдельно, то это уже будет «заработок».
Так, вглядевшись в слово, как в магический кристалл, и прозрев в нём
скрытые пружины управления миром, вы найдёте и опознаете своего
агрессора и можете захотеть предпринять какие-то политические меры,
чтобы изменить соотношение сил в обществе. В значительной степени именно
через слово, через заложенные в нём сигналы различные группы
американского общества добиваются тех или иных политических
урегулирований.
В одном американском университете разразился
расовый скандал.
Белый студент спал в своей комнате в общежитии. Ночью под окно пришла
группа развесёлых студенток (в дальнейшем оказавшихся чернокожими),
буянила, визжала и хохотала. Рассвирепевший студент, которому не давали
спать, – а ему с утра на занятия, – распахнул окно и заорал на одну из
резвушек: «Что ты орёшь, как водяной бык?!
(waterbuffialo)».
Вместо ожидаемой реакции вроде «Ой, извините» или «Сам такой» девушки
усмотрели в высказывании (выкрикивании) студента расовое оскорбление и
обратились к начальству.
Начальство восприняло инцидент
всерьёз, – а попробуй
не восприми, тебе же достанется, запросто потеряешь работу и другой не
найдёшь. Клеймо расиста смыть с себя невозможно. Слово за слово,
разбуженному зубриле грозило отчисление. Конечно, защитники Первой
Поправки к Конституции (свобода речи) тоже не дремали: свободный
американский гражданин спросонья может кричать что угодно. Но и
защитники меньшинств (чернокожих) не сдавались. Как это всякая сонная
дрянь будет безнаказанно сравнивать черты лица представительницы
угнетённой в прошлом расы с безобразным животным!
Кажется, студент победил: его адвокаты сослались на то, что,
во-первых, на улице было темно и цвет кожи был не виден, а во-вторых,
животное
waterbuffalo водится только в Азии, а стало быть,
сравнение шло не по внешности, а по звуку: голос барышни вызвал у
студента соответствующие ассоциации, а Африка здесь не при чём…
Читать статью полностью…
Комментариев нет:
Отправить комментарий