Рейчел Дуглас
26 марта 2010 г.
«…люди, которые поныне задают тон в российской политике, с середины 80-х годов ХХ века пестовались и получали инструкции в кругах, связанных с британской разведкой, в том числе в самом Лондоне… И такие персонажи, как Чубайс, – не только Горбачев, но Чубайс и ему подобные, эти выученики британской школы измены с точки зрения патриотов России, – они стоят за теми осложнениями, с которыми мы сегодня сталкиваемся».Анатолий Чубайс, ныне глава российской госкорпорации «Роснано», сам же и проговорился о сокровенном – в интервью, опубликованном русским изданием журнала «Форбс» (от 3 марта 2010). Тема интервью – события 1991 года. Обратим внимание на место, где говорится о совещаниях в подмосковном Архангельском в конце сентября 1991-го, куда Чубайс был срочно вызван Егором Гайдаром, которому предстояло в скором будущем возглавить правительство «независимой России», – там-то и составлялась программа экономических реформ «правительства Гайдара». Вопрос от «Форбс»: «Проводилась ли в Архангельском оценка последствий реформ? Я имею в виду прогнозы, насколько упадет производство, реальные доходы населения, как вырастут цены?» Чубайс отвечает: «Нам не надо было их специально готовить, потому что это была одна из фундаментальных научных тем, которой мы занимались предыдущие 10 лет, и поэтому очень хорошо понимали характер последствий, реальную цену реформы. Были даже какие-то публикации, в том числе известная статья, которую мы написали вместе с [Сергеем] Васильевым. В ней описаны основные конфликты и проблемы, неизбежно возникающие при разворачивании реформы. Мы сначала докладывали эту работу на семинаре в Падуе, потом она была опубликована. <…>В ней трезво и жестко описаны неизбежные негативные последствия преобразований, которые необходимо провести». Оставим сейчас в стороне софизмы Чубайса относительно «неизбежности» политики «шоковой терапии» и ее безобразных последствий. Обратим внимание на его признание в том, что планы правительства Гайдара были составлены заранее благодаря многолетнему процессу подготовки. Из зарубежных спонсоров этого процесса виднейшим был покойный лорд Харрис (Lord Harris of High Cross, 1924-2006), директор лондонскогоИнститута экономических проблем (Institute for Economic Affairs). Что такое ИЭП? Это – ответвление печально известного общества «Монт Пелерин» (Mont Pelerin Society), основанного в 1947 г. профессором лондонской Школы экономики Фридрихом фон Хайеком и являвшегося подразделением лондонского фининтерна, призванным заниматься вопросами экономической войны. Задача «Монт Пелерин»: применять идеологическую дубину «рыночного либерализма» в борьбе против национальных государств, окрепших в результате политической мобилизации в годы Второй Мировой войны. К тридцатилетнему юбилею «Монт Пелерин» сотрудники ИЭП смастерили экономическую программу, положенную в основу политики так называемого «тэтчеризма», по имени тогдашнего премьер-министра Британии. Пущенная в ход в конце 1970-х годов, эта программа жесткого «рыночного либерализма» (приватизация, устранение рычагов госрегулирования, свобода торговли), потрепала сначала саму Британию, а затем истерзала множество стран за ее пределами. В 1983-91 гг. ИЭП и его подразделение, Центр исследований экономики коммунистических стран (Centre for Research into Communist Economies, CRCE), провели в разных местах и странах серию семинаров для молодых экономистов из стран Восточной Европы и России. 23 августа 1991 г. лондонская «Таймс», в колонке «Дневник», откровенно заявила об особых отношениях Лондона со своими подопечными из России: «Проповедники свободного рынка и мозговые центры, помогавшие перекраивать экономическую карту Британии в 1980-х, планируют идеологическое вторжение в Советский Союз, полагая, что после только что провалившегося переворота [в СССР] эта империя созрела для впрыскивания в нее дозы тэтчеризма… Адепты тэтчеризма убеждены, что события последних дней создали превосходную лабораторию для проверки их идей». Отвечая на вопрос «Таймс» о завтраках, которые он намерен дать для «адептов свободного рынка и советских экономистов», лорд Харрис заметил: «В прошлом мы критиковали Горбачева за промедление в проведении реформ. Теперь процессы пойдут быстрее, и наши мозговые центры могут сыграть ключевую роль в их ускорении». Проект Харриса и параллельные ему старания связанного с Ротшильдами Дж. Сороса сформировали ту самую группу «молодых реформаторов», которые заправляли экономической политикой при президенте Ельцине в 1991-98 гг. Харрис прямо так и называл их: «наши люди». Взращенные обществом «Монт Пелерин» экономисты заявили о себе, как только начался распад советского блока. Их первым программным предложением была пресловутая программа скачка в «свободный рынок» за 500 дней, составленная при участии экономистов из гайдаро-чубайсовской группы (Борис Федоров, Леонид Григорьев). Годом позже, в сентябре-ноябре 1991-го, возглавляемый Гайдаром и Владимиром Мау институт едва не закрылся, когда большинство его сотрудников вошли в состав правительства. На посту и.о. премьер-министра в первом кабинете Ельцина Гайдар немедленно произвел «шоковую терапию» с отпуском цен, запустив процессы катастрофического разграбления российской промышленности и погружения в нищету большинства населения. Чудовищные беды, поразившие Россию в 90-х годах ХХ века, описывались неоднократно, в том числе в переведенных на английский язык книгах С. Глазьева (Геноцид: Россия и новый мировой порядок) и С. Меньшикова (Анатомия российского капитализма). Разграбление страны достигло кульминации в 1996-98 гг., когда после обрушения Соросом и другими спекулянтами азиатских валют в 1997-м российская финансовая пирамида ГКО (государственных краткосрочных облигаций) всасывала в себя «горячие деньги» со всего мира. Летом 1998-го предпринимались отчаянные попытки оттянуть взрыв пузыря ГКО, и в это время Чубайс от имени российского правительства выпрашивал помощь у МВФ и Мирового банка. Ему было обещано $22 миллиарда. С западной стороны главным переговорщиком был тогдашний заместитель министра финансов США Ларри Саммерс. Но пузырь лопнул, Россия объявила дефолт, рынок акций обвалился на 75%, рубль девальвировался на две трети, и кое-какие российские нувориши разорились. Обесценение деривативов, связанных с российскими облигациями, привело к краху американского хедж-фонда Long-Term Capital Management (LTCM), что уже тогда едва не вызвало общий обвал мировых финансовых рынков. Когда экономист и ветеран службы внешней разведки Евгений Примаков возглавил российское правительство в сентябре 1998-го, казалось, что карьере Чубайса приходит конец. Однако Чубайсу удалось удержаться на другом посту, который он занял в апреле 1998-го, когда пирамида ГКО уже была близка к обрушению. Смещенный в марте 1998-го с поста первого заместителя премьер-министра (вместе с премьер-министром Виктором Черномырдиным), он стал главным управляющим РАО «Единая энергетическая система России», т.е. всей российской электроэнергетики. Последующие десять лет Чубайс делил РАО «ЕЭС» на части и передавал их в частные руки. Он стал величать себя «либеральным империалистом», позаимствовав политическое словцо у британского премьера Тони Блэра. Последствия устроенного с подачи Лондона эксперимента оказались куда более глубокими и долговременными, чем бросавшие в глаза эксцессы 90-х годов. В интервью 2001 года (которое кинодокументалист Александр Гентелев предал гласности впервые лишь в январе 2010-го) Чубайс откровенно разъяснял: до переизбрания Ельцина в 1996-ом «приватизация в России … вообще не была экономическим процессом. Она решала совершенно другого масштаба задачи, что мало кто понимал тогда, а уж тем более на Западе». Ее цель, по словам Чубайса, была политической – «разрушить коммунизм», создав у людей в стране необратимую привязанность к частной собственности. «Мы занимались не сбором денег, а уничтожением коммунизма. Это разные задачи, с разной ценой... мы знали, что каждый проданный завод — это гвоздь в крышку гроба коммунизма. Дорого ли, дёшево, бесплатно, с приплатой — двадцатый вопрос, двадцатый. А первый вопрос один: каждый появившийся частный собственник в России — это необратимость...». В то время как в нищету погружались миллионы рабочих и ученых, чьим трудом и талантами создавались советские производственные фонды, новоиспеченные «частные собственники» России быстро перекачивали свои огромные авуары в раскинувшуюся по всему миру финансовую сеть с центром в Лондоне и оффшорных зонах. Кто-то из членов гайдаро-чубайсовской команды ушел в частный сектор, влившись в ряды чубайсовских будто бы «необратимых» частных собственников, причем собственность некоторых из них оказалась непристойно огромной. Другие, однако, проникли в институты российской власти и продержались там на ключевых позициях на протяжении всего первого десятилетия XXI века, несмотря на попытки президента Путина реструктурировать российскую экономику и сократить ее зависимость от экспорта сырья. Сегодня мы не только видим на сцене те же ключевые фигуры, а рядом с ними уже и людей нового поколения, поднявшихся наверх под их патронажем. Очевидно и то, что аксиомы, институты и методы действия, внедренные в экономику России выпестованными Лондоном «младореформаторами», по-прежнему держат экономику мертвой хваткой. Поэтому Россия, как и все другие государства планеты, должна быть заинтересована в срочной реализации того, что предлагает ныне Линдон Ларуш, – санации через банкротство (в духе американского закона Гласса-Стиголла 1933 г.) всей интернациональной системы спекулятивных денежных потоков – системы, от имени которой подверглась разграблению Россия. Досье 1: Лорд Харрис и Ко.Из интервью с (ныне покойным) директором лондонского Института экономических проблем Ральфом Харрисом и двумя его сотрудниками по «русскому проекту» весной 1996 г.Интервьюер: Я отметил, что вы внесли вклад в дело реформ в России. Харрис: Мы установили связи с Гайдаром и некоторыми его друзьями. Мы пригласили их приехать сюда в Лондон, представили их премьер-министру Тэтчер, и все такое. И: Вы – председатель Международного центра исследований трансформации экономики (International Center for Research into Economic Transformation, ICRET) в Москве. Харрис: Тут ситуация неоднозначная. Есть, с одной стороны, кое-что очень, очень хорошее, но в целом ситуация не устоялась, учитывая, что предстоят выборы [президентские выборы 1996-го] и мы не знаем, останется ли Ельцин, а кое-кто из наших людей, как Гайдар например, лишились своих постов. Людям, которых мы по-настоящему хотели бы видеть во главе процесса, как было в начале, пришлось уйти из-за давления коммунистов и левых. И: Вы сказали, что приглашали Гайдара в Лондон? Харрис: Это так. И: А этот центр ICRET по-прежнему функционирует? Харрис: Функционирует, как говорится… Как я понимаю, в России вопрос состоит в основном в том, кто кого ототрет в сторону. Там нет ясной перспективы, как это было при Тэтчер, когда была возможность проследить, как дело будет доведено до конца, – нужна ведь известная гарантия, если вы собираетесь основывать предприятия и инвестировать большие деньги со стороны. Я имею в виду, что права собственности и инвестиции, вероятно, пока не обеспечены и не защищены в России в достаточной мере. И: Не могли бы вы немного рассказать о влиянии ваших идей в России? Как они захватили там такую власть? Харрис: Я встречался с людьми в России. Прежде их имена не сходили у меня с языка – [Константин] Кагаловский, [Сергей] Васильев, другие, и это были парни с таким же живым и открытым менталитетом, настроенные так же либерально, как люди нашего института и люди всюду. Они читали Хайека, Фридмана, и мне не надо было им растолковывать, кто это такие. Они знали Хайека и Фридмана, и это были парни очень, очень смышленые. И: Где они почерпнули идеи? Маргарет Тэтчер встретилась с Горбачевым незадолго до его прихода к власти и сказала: «Вот человек, с которым я могу иметь дело!». Повлияли ли на людей в России идеи вашего института? Харрис: Там был строгий контроль за публикациями, так что люди, которые читали «Дорогу к рабству» [Хайека], делали это потаенно – в ксерокопиях, зачитанных до дыр экземплярах. Западные публикации не шли в СССР широким потоком. Это так странно, но я уверен в том, что на самом деледоконали этот коммунизм в конце концов американские «Звездные войны». Я убежден, что они там сообразили, что с их централизованной, плановой системой они не смогут ничего противопоставить американцам. Готов об заклад биться, что именно это и выяснится со временем. Д-р Любо Сирц (Dr. Ljubo Sirc), родился в Словении, командор ордена Британской Империи, почетный председатель Центра исследований коммунистической экономики (CRCE, ныне Центр исследований посткоммунистической экономики), образованного на базе ИЭП в 1983 г. Лорд Харрис был членом правления CRCE. И: Как именно вы повстречались с Владимиром Мау? Сирц: Давняя история, она связана с историей нашего Центра. Видите ли, Центр был организован в 1983 – при содействии людей из ИЭП. И далее мы начали работать в странах Восточной Европы. Мне, до времени, самому нельзя было ездить туда, так как я занимался югославской политикой и опасался ареста, если объявлюсь там. Но в 1988-ом меня впервые пригласили на конференцию в Венгрии, причем пригласили именно как автора критических публикаций о советской системе. И вот я туда поехал и выступил, после чего ко мне подошел молодой человек и назвался Анатолием Чубайсом. А дальше я, в течение года, познакомился практически со всеми реформаторами в Советском Союзе – Гайдаром, Чубайсом, всеми людьми их круга. И, конечно, мы и сегодня поддерживаем с ними связь. Исходный момент наших отношений – идеи фон Хайека, потому что они находят горячий отклик у многих в Восточной Европе, отсюда и мое сотрудничество с институтом ИЭП в Лондоне, а это один из мозговых центров, основанных Хайеком и связанных с обществом «Монт Пелерин». И: Как ваш Центр повлиял на реформы в Восточной Европе? Сирц: <…>Что касается русских, с ними у нас были долгие собеседования, много встреч и конференций. Пришло время, и мы все собрались – в 1992-ом. Тогда эти люди уже вошли во власть в России. В Индианаполисе [США], под эгидой Фонда Свободы (the Liberty Fund), прошли две встречи, от американцев были две команды – одна по вопросам международной торговли, другая – по механизму реформ. Так что с русскими у нас был постоянный контакт. И: Вы сказали, что начали действовать в 1983-м, но реформы, фактически, начались позже. Сирц: Реформы пошли фактически в 1989-м. Сначала контакты устанавливались с теми, кого тогда называли «диссидентами», а потом они стали, так или иначе, важными людьми в своих странах. <…>Мы установили с ними связь до того, как они пришли к власти. Эти контакты начались – в случае Бальцеровича [министр финансов в первом «правительстве реформ в Польше] в 1985-м. А с русскими чуть позже. <…>Но среди них попадались, конечно, весьма необычные фигуры. Например, Гайдар, когда я его встретил, был редактором по вопросам экономики в издании ЦК КПСС. Владимир Мау, в 1996 г., – заместитель Гайдара в Институте экономики переходного периода. Ныне (в 2010 г.) – ректор Академии народного хозяйства при Правительстве РФ. И: Центр CRCE оказывал помощь реформаторам из России – таким, как вы? Мау: Несомненно. У них была сформирована очень хорошая организационная структура. Любо Сирц был одной из первых фигур на Западе, который встретился с Гайдаром, Чубайсом и др. Это было в 1986-м. Сотрудники CRCE были из тех, кто первым начал работать с молодыми людьми – теми, кому тогда было около тридцати. Они инициировали это сотрудничество молодых. Гайдару, в 1986-м, было 30, мне – 25. <…>. И: Это был взаимный обмен идеями об экономике и политике по Адаму Смиту? Мау: Обмен идеями, не стесненный рамками цензуры. Встречи проходили в Будапеште и в западной Европе, в основном в Британии, и в странах восточной и центральной Европы, и в Петербурге. Это были семинары, где шел обмен идеями. Большинство членов правительства, сформированного в 1992-м, встречались на этих семинарах. И: Значит, те семинары сыграли очень важную роль. Мау: Все они [зарубежные друзья] и все мы хорошо узнали друг друга. Образовалась структура, где люди получили отличную возможность встречаться и обсуждать проблемы, в том числе друг с другом, а не только с зарубежными коллегами, хотя роль последних невозможно преуменьшить. Я думаю, Любо [Сирц] делал очень важное дело – иногда я теперь думаю, что он сам даже не понимал, какое важное дело делает. В то время это было невозможно оценить. И: Итак, у вас и людей из вашей группы были определенные идеи. А как вам удалось войти во власть? Мау: Главным образом благодаря Гайдару. Шла смена поколений, и Гайдар оказался в нужном месте в нужный момент. И: Ваш институт, ведь, едва не прекратил свое существование, когда большинство его сотрудников вошли в правительство [правительство, формировавшееся в ноябре 1991-го]? Мау: Абсолютно верно. Гайдар стал заместителем премьер-министра, Нечаев – министром экономики, Машиц – министр по делам СНГ, Авен – министром внешнеэкономических связей, я – помощником премьер-министра по экономической политике, Григорьев <…>– главой комитета по зарубежным инвестициям, Сергей Васильев – главой центра по экономической реформе при правительстве. И: А как возник ваш институт? Мау: В идеологическом смысле, это вышло действительно интересно. Дело в том, что Аганбегян [академик Абел Аганбегян], видный экономист того времени, был одновременно и хорошим бизнесменом. Он решил основать институт экономической политики и пригласил Гайдара возглавить его. А Гайдар позвал своих друзей – тех, чьи работы он публиковал в «Коммунисте». Историческое отступление: «Питомник Андропова»«Почему она [идея СОИ] не сработала? … Почему Юрий Андропов – в чьем прошлом просматриваются британские влияния, – почему он так «с порога», не вступая в переговоры, публично отверг всякий диалог с президентом Рейганом? Да потому что его контролировали британские агенты. Далее те же влияния, во все более гнусной форме, сказались на политике его наследника – Горбачева.Экономист Абел Аганбегян, упомянутый Владимиром Мау как один из первых спонсоров группы Гайдара, известен и как архитектор политического курса на ускорение и перестройку, провозглашенного М. Горбачёвымчетверть века тому назад, когда он стал Генеральным секретарем КПСС. За восхождением Горбачева стоял его предшественник Юрий Андропов, которого наш журнал «Executive Intelligence Review» (EIR) характеризовал ещё в 1980-х годах – помимо той злосчастной роли, которую он сыграл, отвергнув СОИ и идею американо-советского стратегического сотрудничества нового типа, – как инициатора советских экспериментов с идеей экономики свободной торговли. В 2002 году некий ветеран советской разведки впервые заговорил в российской прессе о том, какая группировка и какие взаимоотношения (по выражению Ларуша, «питомник Андропова») были движущей силой того, что вылилось в итоге в либеральные экономические реформы, нанесшие России сокрушительный удар в 1990-х. Речь идет о публикации за подписью «Вячеслав К.», появившейся в журнале «Стрингер» (февраль 2002), основанном бывшим начальником службы безопасности президента Ельцина А. Коржаковым. Статья высвечивала исторические и иные связи той конфигурации в КГБ и вокруг него, которая образовалась в период, когда КГБ возглавлял Андропов (с 1967 по 1983). Корни этой конфигурации следует искать, во-первых, в том факте, что карьере Андропова в КПСС изначально патронировал один из старейшин Коминтерна финн Отто Куусинен (1881-1964), а во-вторых, в таком начинании, как Международный институт прикладного системного анализа (МИПСА) в пригороде Вены (Австрия), – начинании, которое привело в конце концов к ликвидации экономического планирования в России. МИПСА же был создан на основе договоренностей (достигнутых в 1967 году) между Д. Гвишиани (представлявшим КГБ) и экс-советником президента США по национальной безопасности М. Банди (1961-66) – важной птицей из пробританского финансового истеблишмента США (внесшим огромный вклад как в эскалацию войны во Вьетнаме, так и в сокрытие подлинных обстоятельств убийства президента Джона Кеннеди). Перевод с английского Дмитрия Ханова. Статья была опубликована на английском языке в еженедельнике EIR Online 26 марта 2010 г., на русском вгазете «Завтра» 12 и 19 мая 2010 г. |
Комментариев нет:
Отправить комментарий