Что противопоставить американской цифровой гегемонии?
Автор – Борис Казанцев
Цифровой мир, или киберпространство, находится в своём развитии на развилке. И речь идёт не о конкретных технологиях, а о
концепции политики государства
по отношению к киберпространству и к тому, каким образом и в каких
объёмах государство должно на него влиять. Разоблачения Эдварда Сноудена
стали тем толчком, который вызвал лавину размышлений во многих странах
мира. И в центре этих размышлений одна проблема:
как обеспечить суверенитет
государства в эпоху тотальной цифровой прозрачности и наличия таких
методов съёма информации, которые никому в прошлом даже не снились?
Американская концепция киберпространства не может не быть имперской. Это означает, что безопасность
США
делается точкой отсчёта поведения всех остальных государств и
международных организаций, которым имперский «Центр» может оказать
«милость» и открыть доступ к части своих возможностей, но потребует за
это полного подчинения. Если раньше это подчинение выражалось в принятии
культуры, экономики, валюты «Центра», то теперь – в требовании
признать доминирование
американских ИТ-корпораций на внутренних рынках других стран. Более
того, подразумевается, что другие страны должны отказаться от
самостоятельной поддержки своих киберпотенциалов, поскольку «верховный
защитник» уже обо всём позаботился. Так сказать, идея
«информационного зонтика»…
Европа долгое время соглашалась с такой логикой, едва ли не полностью
отказавшись от наращивания своих мощностей в цифровом мире. Этому
способствовало то, что социалистические установки идеологов построения
европейского информационного общества эклектично наложились на общую
неолиберальную модель Евросоюза. Однако дело Сноудена выдернуло
европейцев из их сладкого забытья и заставило серьёзно осмотреться в
поисках адекватных моделей ответа на американскую цифровую гегемонию.
Удивительно, но такой моделью всё более явно становится та, которую сами же европейцы нещадно критиковали последние 20 лет –
китайская.
Отдельные элементы её внедрения в Европе наблюдались ещё в 2009-2010
гг. Тогда европейские правительства пошли на открытую конфронтацию с
американскими ИТ-корпорациями, в частности с
Google и
Microsoft. В каждом случае это было что-то своё (например, для Германии и Греции это было связано с проектом
Google Street View,
для Франции – с попытками оцифровки её библиотечных фондов), но в
каждом случае европейцы пытались поставить барьер безмерному цифровому
присутствию
США на их территории. В 2011 году даже обсуждался вопрос
«Цифрового Шенгена», организованного явно на манер «Золотого щита» Китая, но дальше общих рассуждений дело не пошло.
Видимо, опыт Китая (в научной литературе его называют
«восточноазиатским опытом построения информационного общества») будет
всё больше востребован в дальнейшем теми странами, которые хотят быть
субъектами международной политики, а не послушными исполнителями воли
«Центра».
В основе
«китайской модели» в первую очередь лежит
признание того, что «универсальные ценности» не такие уж универсальные.
Каждая крупная цивилизация за тысячелетия своего существования
выработала свои, присущие ей глубинные коды, которые можно смело назвать
«национальными ценностями» и которые всегда самобытны. Для Китая,
например, таковыми являются конфуцианские ценности. Однако китайцы
признают наличие различных систем ценностей и не помещают страны с
ценностными системами, отличными от их собственной, в категорию
«варварских», как это делают проповедники «универсальных ценностей» на
Западе.
Второй аспект –
опора на национального производителя,
что, с одной стороны, обеспечивает экономический рост, с другой –
безопасность государства. При этом ставка на «национального
производителя» делается по очень широкому кругу производств, начиная от
изготовителей «железа» (электронной начинки) и до производителей
«смыслов» (контента).
На техническом уровне Китай с самого начала очень аккуратно подошёл к
развитию Всемирной Сети на своей территории, отвергнув неолиберальную
парадигму «рынок всё отрегулирует». В 2003 году в Китае имелось не более
10 крупных сетей, которые работали под пристальным контролем
государства. Стремительный рост числа интернет-кафе в середине и конце
90-х привёл к тому, что за несколько лет (1999- начало 2000-х) эта сфера
подверглась более серьёзному государственному регулированию.
Благодаря последовательной и вдумчивой политике поддержки
высокотехнологических отраслей экономики, в Китае сделали то, что долго
казалось невозможным, –
вытеснили американские IT-корпорации с внутреннего рынка и теперь активно их скупают (например,
Lenovo в своё время выкупила
IBM, а сейчас приглядывается к
Blackberry). Такие китайские брэнды, как
ZTE или
Huawei, стали сегодня синонимами успеха и могущества, которых боятся на
Западе все.
В политике производства контента Китай придерживается двух простых принципов.
Первый принцип у блогеров называется «запрещай и
клонируй», что подразумевает «умную цензуру». Главное её отличие от
«глупой цензуры» – государство, запрещая доступ к иностранной платформе,
оперативно даёт возможность воспользоваться точно такой же, но
национальной. Это оказалось справедливо по отношению решительно ко всем
популярным механизмам
сети Интернет,
начиная от поисковых систем и видеосервисов, и кончая социальными
сетями и микроблогами. При этом количество пользователей китайского
Интернета (а это более
600 млн. человек) делает весьма
условным само понятие «глобальная сеть», поскольку налицо
самодостаточный кластер, обеспечивающий себя всем необходимым.
Второй принцип – выделение набора ключевых тематик,
которые, по мнению китайского руководства, могут повлиять на жизнь
страны дестабилизирующим образом… К таким тематикам относится
информация, которая противоречит принципам, закреплённым в Конституции,
ставит под угрозу национальную безопасность, раскрывает государственную
тайну, подрывает доверие к правительству, разрушает единство
государства, наносит урон его чести и интересам, провоцирует этническую
ненависть или дискриминацию, разрушает сплочённость нации, может иметь
негативные последствия для государственной политики в сфере религии,
распространяет культ насилия, разврата, порнографии, азартных игр,
убийств, террора или провоцирует преступление, распространяет слухи,
нарушает общественный порядок, подрывает социальную стабильность,
ущемляет закреплённые в Конституции права человека. Вряд ли хоть кто-то
скажет, что эти темы действительно не заслуживают повышенного внимания
со стороны государства.
Естественно, что в чистом виде подобная модель может существовать
лишь в определённых социально-политических условиях и вряд ли в
«рафинированном» виде она приемлема для той же Европы. Однако,
преломившись через европейские практики построения информационного
общества, и будучи откорректированной после откровений Эдварда Сноудена,
«китайская модель»
может стать основой для выработки некой новой сущности, которая определит будущее киберпространства.
Сейчас практически невозможно сказать, какими будут черты этой новой
системы, но уже ясно, что новая модель будет больше рассчитывать на
национального производителя, более серьёзно относиться к понятию
«цифрового суверенитета» и иначе воспринимать новую технологическую
реальность. Возможно, хотя верится с трудом, та же Европа начнёт более
внимательно относиться к тому, что сама декларирует, –
уважать чужие права и традиции,
не пытаясь унифицировать всё и вся под флагом «глобализации». Наверное,
это довольно отдалённые перспективы, однако и то, что Германия и
Бразилия внезапно нашли общий язык в ООН и выступают по проблемам
киберпространства с совместными инициативами, уже говорит о многом…
Источник
Пришло время серьёзной дискуссии о будущем глобального киберпространства
Автор – Борис Казанцев
Дело
Сноудена,
как и ожидалось, разворачивается подобного снежному кому, обрастая всё
новыми подробностями и разоблачениями. Это уже привело к нескольким
международным скандалам (включая вопиющий случай, какой произошёл с
самолётом президента Боливии Эво Моралеса) и, скорее всего, приведёт к
новым. Однако вся эта ситуация ставит и другой, более глобальный вопрос:
отвечает ли нынешнее
международное право
существующим реалиям развития информационной сферы, и в состоянии ли
оно обеспечить страны необходимыми инструментами для обеспечения своего
информационного суверенитета?
В этом направлении уже не первый год (а на самом деле – не первое
десятилетие) идёт противостояние между несколькими ключевыми
международными субъектами за то, что с уверенностью можно назвать
«новым информационным порядком».
Впервые развивающиеся страны обратились на международном уровне с
требованием изменить существующую политику в отношении распространения
информации, технологий и коммуникаций ещё в конце 70-х (особенно активно
вопрос обсуждался после появления доклада Ш. Макбрайда). И, как и в
70-80-х, по-прежнему самым жёстким оппонентом его становления являются
США. Однако, если раньше речь шла больше о классических видах коммуникаций, то на нынешнем этапе на первый план выходит
будущее глобального киберпространства.
Уже долгое время доминирующим сохраняется подход, предлагаемый
США,
при котором киберпространство и Интернет, как его составная часть,
должны рассматриваться как место тотальной свободы, защищённой от
излишнего вмешательства государств, как двигатель «демократических
преобразований», как «платформа развития инноваций», как глобальная
коммуникативная площадка. Подобное понимание киберпространства было
закреплено
США
в 2011 году в «Международной стратегии для киберпространства». Более
того, именно такой подход всегда поддерживался европейскими союзниками
США, и в первую очередь
Германией,
Великобританией,
Францией и т.д.
Фактически же этот подход призван навсегда законсервировать
доминирующее положение США в этой среде, не допустив в него новых игроков. Более 10 лет назад американский учёный Дж. Най, автор термина
«мягкая сила», в своих исследованиях отмечал, что в новом мире
США
должны заменить устаревший «ядерный зонтик» на более современный и
перспективный – «информационный». Объяснялось это тем, что США имеют
особые возможности собирать и обрабатывать информацию, и,
соответственно, США могут решать, кому эту информацию передавать, а кому
– нет, кто получит информационное преимущество, а кто останется в
состоянии искусственного
«информационного сдерживания». И, похоже, что официальный Вашингтон последовательно придерживается этой концепции в своей деятельности.
На сугубо практическом уровне подобные американские подходы, начиная с
2001 года, зафиксированы в Конвенции Совета Европы по
киберпреступности, которую
США
не первый год стараются из сугубо регионального документа сделать
глобальным. Особый интерес для Вашингтона этот документ представляет
тем, что официально разрешает спецслужбам одних стран проникать в
компьютерные сети других стран и проводить там операции без ведома
национальных властей. Своеобразная ирония нынешней ситуации вокруг
Сноудена и возмущения европейских стран относительно масштабов
деятельности спецслужб
США на их территории заключается
в том, что львиная доля этих стран добровольно дали подобные полномочия
спецслужбам США, подписав упомянутую Конвенцию.
И когда Россия, которую активно склоняли к подписанию этого документа, обращала внимание подписантов на явное
нарушение принципов государственного суверенитета,
её мнение игнорировалось под предлогом, что это положение Конвенции не
будет использоваться так буквально, как задекларировано. Как видим,
реальность оказалась разительно отличающейся от заверений западных
партнёров.
В противовес подобному восприятию современных информационных технологий, целая группа стран во главе с
Россией и
Китаем
поставили вопрос несколько иначе. Да, безусловно, глобальное
киберпространство должно способствовать общему развитию, но так же
должны быть осуществлены мероприятия, направленные на недопущение его
использования против национальных интересов других стран, ведения
посредством киберпространства информационных войн, осуществления
деструктивного влияния на политическую, экономическую и духовную
составляющую наций. В развитие таких подходов было предложено на уровне
ООН рассмотреть
«Конвенцию об обеспечении международной информационной безопасности», в которой все эти вопросы освещались.
В контексте дела Сноудена особенно актуально звучит вот этот пункт
проекта данной Конвенции – одной из основных угроз международной
информационной безопасности является
«использование
информационно-коммуникационных технологий и средств в ущерб основным
правам и свободам человека, реализуемым в информационном пространстве».
Как уже отмечалось выше, до последнего времени сторонники
американского видения будущего киберпространства активно оппонировали
любым инициативам, направленным на более взвешенное отношение к
функционированию глобального киберпространства. Особенно это было
заметно на конференции Международного союза электросвязи в Дубае в конце
2012 года. Тогда предложения России рассмотреть проект Конвенции и
внести соответствующие поправки в документы МСЕ были встречены резкой
критикой со стороны
Запада, что привело к временному сворачиванию дискуссий на эту тему.
Однако, в свете вновь вскрывшихся фактов о деятельности
АНБ,
сейчас сложился подходящий момент для возвращения к данной дискуссии.
Не исключено, что после того, как некоторые из европейских стран
(например –
Германия и
Франция)
выяснили, что их союзники следят за ними более пристально, чем
оппоненты, они могут и поменять свою позицию относительно судьбы данной
Конвенции. Тем более, что и ООН готова поддержать такие инициативы. 15
июля глава Международного союза электросвязи Х. Туре выступил с призывом
решить проблему кибервойн на международном уровне:
«Люди привыкли обвинять Китай или Россию в подобных вещах. Но теперь мы точно знаем, что все ведут себя подобным образом…» (1).
О том, что европейские страны готовы в принципе к смене своей позиции
относительно киберпространства, говорят и результаты последней встречи
Комитета Конвенции по киберпреступности Совета Европы. В частности,
стороны решили, что та самая конфликтная статья 32 о трансграничном
доступе к информации требует более пристального внимания и, возможно,
доработки (2). Из более свежих заявлений – озвученная позиция А. Меркель
относительно скандала, когда она призвала ЕС создать единое
законодательство в сфере защиты данных, а не полагаться на
индивидуальные законы в каждой из стран. Кроме того, она высказала
уверенность, что таких интернет-гигантов как
Google и
Facebook
необходимо законодательно вынудить раскрывать способы передачи
информации (3). Это заявление – качественный шаг вперёд по отношению к
той позиции, которую она высказывала ранее.
Вероятное возобновление дискуссии вокруг Конвенции об обеспечении
международной информационной безопасности, по сути, ставит следующий
вопрос:
кто же реально на сегодняшний день выступает за
обеспечение гражданских прав и свобод человека, а кто настроен на
дальнейшее их нарушение? Ведь, если трезво смотреть на ситуацию, то
именно «самое свободное и демократическое»
государство
в мире является не просто апологетом дальнейшей эрозии понятия
«национальный суверенитет» (что примечательно – исключительно в
отношении других стран), но и
крупнейшим нарушителем прав человека (а право на тайну переписки является их частью).
В то же время те страны, которых «развитые демократии» часто упрекают
«в нарушении прав человека», оказываются тем последним оплотом, который
стоит на пути тотальной девальвации и попрания этих прав. А любые
попытки
РФ и
Китая дополнительно
защитить основные права в информационной сфере через уточнение
соответствующих норм международного права, наталкиваются на масштабное
сопротивление на всех уровнях. России, Китаю и прочим странам, которые
давно выступают за приведение в порядок международного законодательства в
информационной сфере, необходимо, воспользовавшись крайне удобным
моментом, вновь поставить в международную повестку дня
вопрос о Конвенции об обеспечении международной информационной безопасности.
Безусловно, вряд ли у кого-то будут сомнения, что специальные
структуры всех государств и дальше будут пытаться получить в своё
распоряжение как можно больше информации обо всех гражданах – как своих,
так и чужих. И в определённой мере подобная практика оправданна,
особенно, когда она направлена на противодействие терроризму или
противозаконной деятельности. Но является совершенно неприемлемой
практика Вашингтона,
когда спецслужбы США, прикрываясь интересами борьбы с международным
терроризмом и прочими угрозами международной безопасности, занимаются
тотальным и
наглым шпионажем по всему миру в собственных эгоистических интересах. Как сказал уже цитируемый выше Х. Туре:
«Я не испытываю иллюзий относительно того, что и мою почту читают… Все занимаются электронным шпионажем»,
однако масштабы того, как это делали американцы, явным образом
показывают – даже подобная деятельность должна быть подчинена
адекватному законодательному (в том числе – международному) контролю.
Несмотря на крайнюю трудность такого эффективного международного
контроля, осуществлять усилия в этом направлении просто необходимо. Мир
нуждается в серьёзной международной дискуссии по вопросу
кибербезопасности, а инициативы России и Китая действительно могут стать
неплохой основой для неё.
(1)
http://news.yahoo.com/snowden-affair-chance-truce-cyber-war-u-n-161334837.html
(2)
coe.int/
(3)
bbc.co.uk
Источник
Новости
Комментариев нет:
Отправить комментарий